Жизнь прожить – не поле перейти

Елена Яковлевна, отметив свой 75-летний юбилей, села за письменный стол, взяла тетрадь, ручку и начала писать, умещая на строчках ученической тетради свою прожитую жизнь. Зачем ей это надо? А это надо не ей, всё, что она описывает, уже с ней произошло, это надо потомкам. На первой строчке она написала: «Посвящаю моей дочери Надежде, внучке Анне и правнукам Марии и Ивану».

С этими записями, с согласия семьи, дали познакомиться мне – автору этих строк. Прочитав воспоминания человека, прожившего сложную, наполненную событиями жизнь, я посчитал своим долгом донести всё, что я узнал из этих записей до нынешних и будущих поколений, ибо то, что там описано ценно своей правдивой информацией непосредственного участника изложенных событий.  В строчках, написанных твёрдой рукой, отражение целой эпохи, отражение без искажений.

********

Холодная дождливая весна 1919 года. В маленьком городке Минусинске, расположенном при впадении речки Минусы в судоходный проток Енисея, колчаковцы на площади около церкви собрали местное население, и казачий атаман обратился к народу:

— Кого хотите избрать городским головой?

Наступила тишина. После разгромленного в ноябре крестьянского восстания жители города побаивались оказаться в структурах управления городом. Атаман, постукивая нагайкой по сапогу, как-то недобро посмотрел на толпу и прорычал:

— Нууу!

Напряжённость стала усиливаться, но тут послышались голоса:

— Ефимова!

— Учителя Ефимова Якова Васильевича!

Толпа зашевелилась, ожила. Вопрос решён, выход найден и присутствующие один за другим начали выкрикивать фамилию учителя местной школы. На лице казачьего атамана заиграла улыбка.

Так как других кандидатур не поступило на том и порешили – учитель Ефимов и будет городским головой.

О семье Якова Васильевича надо сказать отдельно. Его мать умерла рано. Отец ещё до рождения детей зимой поскользнулся, упал и ударился затылком об лёд, после этого он потерял зрение, так никогда и не увидел своих сыновей. Младший брат Николай учился в гимназии. Жена, Мария Сергеевна работала учительницей младших классов и ждала рождения ребёнка.

У Марии Сергеевны было две сестры — Анна и Татьяна, и два брата – Михаил и Николай. Татьяна закончила акушерско-фельдшерскую школу, но работала учительницей вместе со старшей сестрой. Михаил ушёл в армию Колчака и погиб в боях с красными партизанами. Семья тяжело перенесла его смерть. Отец, Сергей Попов, работавший продавцом в винной лавке, запил. Когда уже не было сил терпеть пьянство мужа, Пелагея Афанасьевна, его жена, выгнала главу семьи из дома, оставшись одна с младшими детьми без средств к существованию. Чтобы прожить и выучить детей Пелагея ходила по домам и стирала бельё. Николай, когда подрос, решил выучиться на инженера, уехал в Красноярск, там простудился,  заболел крупозным воспалением лёгких и умер.

В таком состоянии застала весна 1919 года семью Ефимовых-Поповых.

— Машенька, надо уезжать отсюда и чем быстрей, тем лучше, — Яков нервно ходил по комнате.

— Почему, Яша?

— Не могу я. Сегодня приказали мне организовать прилюдную порку мужиков, которые не сдали вовремя продовольствие. Как я могу? – Яков схватил себя за рубашку у горла. – Им самим жрать нечего. Я их детей в школе учил. Не могу я.

— Ну, давай уедем, — робко прошептала жена.

— Я что, изверг? Тебе рожать вот-вот. Господи! Что делать?

— Яшенька, я потерплю. Я справлюсь.

Яков посмотрел на Марию взглядом полным любви и нежности, подошёл и обнял её.

— Давай, — тихо сказал он, — рожай, а там посмотрим. Это я потерплю, а ты рожай.

26 мая Мария родила девочку, назвали её Еленой.

Каждое утро Яков уходил в управу, как на каторгу. Перед уходом целовал жену и дочку, тяжело вздыхал и уходил, опустив голову. Вечером возвращался хмурый и уставший.

— Машенька, когда дочку от груди отлучишь? – спросил он как-то вечером супругу.

Мария посмотрела на мужа понимающим взглядом.

— Потерпи немного, уже скоро.

И как только девочку перестали кормить грудью, Яков  уговорил Марию оставить дочку на попечение бабушки Пелагеи, а самим срочно бежать из города.

— Ну, куда вы от ребёнка бежите? – возмущалась Татьяна.

— Не лезь! – властным голосом остановила свою дочь Пелагея. – Не от дитя бегут, сама знаешь, а чтобы ребёнок сиротой не остался.

— Куда же поедете? – печально спросила Анна.

— В Харбин, — ответил Яков. – Время выждем и вернёмся или туда заберём Леночку.

— Езжайте. С Богом! – перекрестила всех Пелагея.

Так и было сделано – супруги Ефимовы уехали в Харбин, оставив дочь на воспитание бабушке и двум тёткам: Татьяне и Анне.

Девочка росла под чутким надзором бабушки и тёток. Прошёл год, второй, а от родителей никаких вестей. По вечерам бабушка Пелагея молилась у иконы, вспоминая дочь и её мужа, Татьяна ворчала, а Анна, тихо напевая, убаюкивала племянницу.

Только через четыре года пришло письмо от родителей Лены, в котором сообщалось, что в данный момент они находятся в Чите, где работают артистами в городском театре, и им очень хочется, чтобы дочь их была с ними. Это известие настолько воодушевило семью, что бабушка и тётки быстро собрались и все вместе отправились в Читу. Сами того не зная, этим переездом они положили начало своим многочисленным переездам по стране в поисках лучшего места для жизни.

В Чите Ефимовы снимали небольшую двухкомнатную квартиру с удобствами на улице. Бабушке Пелагее и двум сёстрам выделили для проживания одну из двух комнат, как говорится: «в тесноте, да не в обиде».

Надо сказать, что и Ефимовы уже не были Ефимовыми, они взяли театральный псевдоним и теперь были Ураловы, и в городе были хорошо известны. Особенно в почёте у публики была Мария. Высокая, стройная с благородной осанкой, выходя на сцену, поворачивалась лицом к зрителям и широко открывая большие карие глаза, пронзала взглядом каждого сидящего там. Наступала тишина, кто-то среди зрителей произносил: «Ах!» и зал взрывался бурными аплодисментами.

Дом, где жила большая семья, располагался рядом с театром и городским парком. По вечерам в парке играл духовой оркестр, а молодёжь танцевала под его музыку на танцплощадке. Маленькой Леночке очень хотелось попасть в парк, посмотреть на оркестр и танцующих, но родители её с собой не брали, обосновывая это тем, что у неё нет приличных платья и обуви. Но, как-то, выбрав момент, когда взрослые отвлеклись, она отправилась в парк одна.

— Девочка, ты с кем? – остановив одинокого ребёнка, спросила женщина, проверявшая на входе в парк билеты.

— Я, Елена Уралова, дочь артистов Ураловых! – с гордостью ответила Лена.

Женщина, глядя на маленькую симпатичную девочку, засмеялась:

— Ну, тогда проходи.

Послушав музыку и посмотрев на танцующих, Лена отправилась домой, где в это время был переполох по поводу пропажи ребёнка.

— Где ты была!? – в истерике закричала мама, схватив дочь за руку.

— В парке музыку слушала, — прозвучало честное признание.

— Вы посмотрите на неё! – продолжала кричать мама. – Она меня опозорила! В грязном платье и грязных ботинках, срам! Меня все в городе знают! Разговоры начнутся!

Мария схватила, висевший на стуле ремень мужа и сильно стеганула им дочь ниже спины. Отец тут же выхватил ремень из рук жены, гневно посмотрел на неё и сказал:

— Чтобы этого больше никогда не было! Нужно уметь воспитывать без ремня!

После слов отца в комнате воцарилась тишина. Лена стояла молча, приложив ладошку к месту, куда был нанесён удар ремнём, по её щекам ручьём катились слёзы. Мать ушла на кухню. Бабушка и тётки так и остались стоять у входа в комнату. С этого дня Мария Сергеевна никогда в жизни больше не поднимала руку на дочь.

— Где большая сковорода, — раздался голос Анны с кухни.

— На месте должна быть, — бросила в сторону кухни Мария.

— Не могу найти! Татьяна, ты брала?

— О господи! – недовольно произнесла Татьяна и направилась в сторону кухни.

С кухни раздались металлические звуки, вернее грохот, затем нечленораздельные скороговорки двух женщин.

— Я вам что — посудомойка? – Татьяна вышла из кухни, сильно захлопнув за собой дверь.

— А я?! Нанялась готовить на всю ораву, да ещё и посуду мыть бесконечно, — казалось, что вошедшая Анна обратилась к Марии.

— Я целыми днями в театре вкалываю, — чуть не плача стала оправдываться Мария.

— А мы, можно сказать, не вкалываем, а дурака валяем целый день, — не сдержалась Татьяна. – Весь дом на нас! У меня к вечеру руки отваливаются.

Бабушка Пелагея слушала разборку сестёр, сидя молча на табурете в углу комнаты. Такие баталии были не редки, тем более, что трём женщинам на одной кухне ужиться было сложно.

— Всё! Наступил предел моему терпению, — Татьяна стояла с красным лицом, уперев в бока руки. – Уеду!

— Как? Куда? – испуганно спросила Мария.

Все молча смотрели на Татьяну, а та застыв как изваяние, не знала, что сказать.

— Зачем? – тихо спросила Анна.

Татьяна ожила, повернулась к Анне и так же тихо произнесла:

— Затем.

Все успокоились, напряжение спало, и все подумали, что Татьяна погорячилась с заявлением.

— Уеду, — вдруг сказала Татьяна, — работать уеду. На Байкал.

Угроза оказалась не пустой. На следующий день Татьяна, молча собрала вещи, сказала всем: «Всего хорошего!» и ушла на станцию. Через неделю от неё пришло письмо, где она сообщала, что находится на станции Слюдянка, которая располагается на берегу озера Байкал, там устроилась в больницу фельдшером-акушеркой и получила небольшую квартиру.

— Вот такие дела, — медленно проговорила Мария, складывая письмо.

— Поживёт там, успокоится и всё нормализуется, — уходя из комнаты, проговорила бабушка Пелагея.

Недели через две после отъезда Татьяны за ужином Анна завела разговор.

— Маша, я вот что хочу сказать, — как-то не очень уверенно начала говорить Анна.

— Что-то случилось? – насторожилась Мария.

— Можно сказать – нет. Но…

Все замерли. Пелагея прижала руки к груди и напряглась.

— Я замуж выйду. Хорошо?

Звук общего выдоха разорвал тишину.

— Ты нас спрашиваешь или ставишь перед фактом? – улыбаясь, спросила Мария.

— Объявляю, — смущённо ответила сестра.

— И где же ты его нашла, и главное когда? – не удержалась Пелагея.

— Так в магазин у нас кто ходит? – засмеялся Яков.

— Анечка, ты бы нас познакомила со своим избранником или хотя бы рассказала о нём.

— Чего рассказывать? – начала свой рассказ Анна. – Он работает бухгалтером, живёт с отцом в своём доме.

— Ого, — заметил Яков.

— Да, чего ого? Отец больной, лежачий. Кроме Ивана у него было пять дочерей, в 1919 году они уехали в Америку за обещанными им «золотыми горами», с тех пор их никто не видел. Вот отец и слёг после этого.

— Но ведь теперь…

— Я понимаю, теперь я буду ухаживать за больным, — как-то обречённо проговорила Анна.

— Зачем же тогда ты…, — начала Мария.

— Люблю я его, человек он очень хороший.

— Ну да, ну да, — Пелагея вытерла слёзы и встала из-за стола.

Анна посмотрела на всех, как бы извиняясь, что оставляет их, а присутствующие смотрели на Анну с сожалением, понимая какую она себе уготовила судьбу.

Но, несмотря на то, что сёстры разъехались, они всё же сохранили хорошие отношения между собой, и связующим элементом стала маленькая Леночка.

— Мам, — Мария обняла за плечи Пелагею, — мы с Яковом уезжаем на гастроли с агитпоездом.

Пелагея вопросительно посмотрела на дочь.

— Как долго вас не будет?

— Возможно два месяца…

— Понятно, — Пелагея подошла к окну, задумчиво посмотрела на улицу.

— Мам.

— Да, да. Конечно, езжайте, мы справимся.

— Я Татьяне дам телеграмму, поживёте пока у неё. Вместе будет спокойней.

— Спокойней, это точно, — Пелагея посмотрела на дочь и усмехнулась.

Жизнь в небольшом посёлке, где жила Татьяна, была скучной для Лены — бабушка всё время занималась готовкой на кухне и уборкой в квартире, а Татьяна целыми днями была на работе. Накануне Пасхи бабушка напекла всяких «вкусностей» и сказала:

— Надо отвезти Анюте!

Лена подпрыгнула от радости и заявила:

— Ура! Я это всё отвезу!

Пелагея в ответ улыбнулась и погладила внучку по голове.

— Конечно, отвезёшь, — и вопросительно посмотрела на Татьяну.

Лена с надеждой смотрела на бабушку и тётю, и не могла понять, почему они так странно смотрят друг на друга.

Татьяна пожала плечами, подняла вверх брови, поджала губы и, глядя на бабушку Пелагею, сказала:

— А что? Дадим Ане телеграмму, посадим Лену на поезд, а она там встретит.

Бабушка, в знак согласия, молча покачала головой.

Дали Анне телеграмму, чтобы встретила племянницу, упаковали чемодан и посадили ребёнка на поезд.

Была в роду Поповых у женщин одна особенность – они никогда вовремя никуда не приходили.

Поезд прибыл в Читу, стоянка 3 минуты, а тёти Ани на платформе нет. Чемодан тяжёлый, не всякий взрослый его просто так поднимет.

— Дяденька, — обратилась Лена к сидящему рядом мужчине, — помогите чемодан вынести.

Мужчина посмотрел на маленькую девочку, затем перевёл взгляд на чемодан, который явно был неподъёмный.

— Ты, девочка, беги на перрон, а я постерегу твой чемодан, так быстрее найдёшь своих родственников.

Ребёнка уговорить несложно, и Лена выбежала из вагона. Долго искать не пришлось, тётя Аня с мужем бежали по перрону в её сторону.

— В каком вагоне? – на бегу крикнул Иван.

Лена указала на вагон, и в этот момент прозвучал второй удар колокола, вот-вот поезд должен тронуться. Иван побежал к начальнику вокзала и уговорил задержать поезд.

— Не более двух минут, — последовал ответ.

А дальше всё произошло, как в кино. Иван влетел в вагон и нашёл чемодан, но взять его ему не удалось.

— Не трогать! – в приказном тоне сказал мужчина, сидящий рядом с чемоданом. – Кто вы? Я вас не знаю.

— Я дядя девочки, которая здесь ехала.

— Без девочки не отдам, — последовал ответ.

Вагон толкнуло, и поезд начал медленно двигаться.

— Вон она! – уже кричал Иван, указывая на бегущую за окном по перрону девочку.

Чемодан был отдан и Иван, с тяжёлой ношей соскочил с подножки набирающего скорость поезда.

— Успел! Успел! – Лена захлопала в ладошки и запрыгала на месте.

— Да, успел, — Иван достал носовой платок, вытер лоб и шею. – Если бы не уговорил твоего сторожа, то ехал бы сейчас в поезде. Неведомо куда.

Анна взяла за руку племянницу, Иван за ручку чемодан и все, не спеша, пошли в сторону выхода с вокзала.

С приездом племянницы жизнь в семье Ивана и Анны стала светлее и радостнее, поэтому, после намеченных трёх дней пребывания Лены у тётки, Анна телеграфировала сестре, прося оставить девочку у неё на продолжительное время. После согласований Леночка осталась у Анны на полгода.

Иван оказался добрым и заботливым. Своих детей у Ивана с Анной не было, и Лена стала для них отрадой, тем чего так не хватало для существования счастливой семьи.

Дни пролетали стремительно, сменяя друг друга. Иван научил племянницу играть в шахматы и по вечерам в доме происходили шахматные баталии. Днём Лена помогала тёте по хозяйству, особенно она любила наблюдать, как та доила козу Катю, а потом, ей доставалась кружка парного козьего молока.

Осень заканчивалась, приближалось время возвращения домой. Лена уже не думала об играх, она скучала о родителях, и ей не терпелось быстрее их увидеть.  С наступлением зимы Иван отвёз Лену к Татьяне.

Отец Лены приехал один.

— А мама где? – задала вопрос дочь, глядя большими круглыми глазами на отца.

— Мама? – Яков задумался. – Мама задержалась, позже будет.

Пелагея Афанасьевна и Татьяна тоже посмотрели на Якова вопросительно и с какой-то настороженностью во взглядах. Яков изобразил что-то глазами, из чего женщины поняли, что ответ они получат позже. А позже, когда Лена спала, он сказал, что его жена влюбилась в молодого артиста и уехала с ним на гастроли. Из глаз Якова покатились крупные слёзы, и он сказал:

— Люблю я свою Мурку, но у меня осталась только дочь.

— Может ещё образумится? – тихо, чтобы не разбудить ребёнка спросила Татьяна.

— Нет. Думаю всё так и останется. Я вот чего думаю. Афанасьевна, поехали со мной и дочкой в Нерчинск. Там мне предлагают работу в горфинотделе. А Мария, надо будет, туда приедет.

— Яша, как скажешь. Ты отец, тебе и решать.

— Ну, давайте. Пару дней на сборы и вперёд.

Татьяна молча слушала разговор, незаметно утирая слёзы. Ей было жалко Леночку, ребёнок, по сути, являлся заложником в безответственной игре взрослых.

Как и намечали, через два дня Яков с семьёй отправился в Нерчинск.

Нерчинск — небольшой городишко, состоящий из одних деревянных домов, и лишь в центре возвышалось большое четырёхэтажное кирпичное здание тюрьмы.

Для жилья сняли маленький домик на берегу реки Нерчи, состоящий из двух комнат и кухни с печкой. Жили скромно, зарплата у Якова Васильевича была небольшая, и большая часть её уходила на оплату жилья. Бабушка Пелагея занималась домашним хозяйством. Леночка помогала ей как могла, а в свободное от дел время подолгу сидела у окна и смотрела на реку. 

Приближалось Рождество, все его ждали, но в преддверии праздника вышел правительственный указ об отмене празднования Рождества и других религиозных праздников.

И вот, наступил день праздника. Вечером в дверь дома, где жила семья, постучали. Яков Васильевич настороженно пошёл открывать дверь.

— Рождество Твоё, Христе Боже наш, — запели детские голоса.

На пороге дома стояла небольшая группа мальчишек, явно в надежде что-нибудь накалядовать.

— А ну, пошли отсюда! – грозно прикрикнул Яков и топнул ногой.

Мальчишки побежали от дома с криками: «Жиды! Жиды!».

— Ну, зачем ты так? – с какой-то обидой сказала Пелагея Афанасьевна. – Пусть бы пославили Рождество.

Яков закрыл дверь и ещё больше нахмурил брови.

— Не надо дразнить быка красным, сразу же донесут куда надо, что славили Рождество, хлопот тогда не оберёмся.

Через месяц после дня рождения Леночки, ей исполнилось 6 лет, в гости приехала Мария Сергеевна. Её приезд стал для всех большим праздником, ну и, конечно же, больше всех радовалась Лена. Целыми днями она была с мамой и практически ни на минуту не отходила от неё.

Яков в глубине своей души надеялся, что Маша останется с ними. Разговора на эту тему он не заводил, ждал, что вот-вот Мария сама всё скажет, но дни шли, отпуск подходил к концу.

— Ну вот, — явно волнуясь, начала разговор Мария. – Закончился мой отпуск, пора уезжать.

— Мамочка! Не уезжай, — с плачем кинулась в объятия матери Лена.

— Я не могу, золотце моё, мне надо ехать. Меня ждёт работа, — Мария посмотрела на Якова виноватым взглядом.

Яков молчал и нервно кусал свои губы. Хотел посмотреть Марии в глаза, но не смог, смотрел в пол.

— Не плачь. Ты с бабушкой и с папой. Наладятся у меня дела с работой, и мы будем вместе.

Пелагея Афанасьевна, наблюдая за прощанием, всё время вытирала платком мокрые от слёз глаза.

После отъезда Марии отец Лены начал пить.

— Бабуля!!! – дверь распахнулась и в коридор ввалился растрёпанный Яков. С трудом стоя на ногах, он указательным пальцем указывал на потолок и пытался что-то сказать ещё.

— Яша-а-а, – протянула Пелагея и села на табурет.

— Я, я! Я – батька Махно! Вот кто я! – Яков пошатнулся и опрокинулся назад, оперевшись спиной о стену.

— Молчи, молчи, чёрт пьяный, — запричитала Пелагея.

— Молчать! Где доча!

— На печи, спать собирается. Молчи. Чего расшумелся.

— Леночка, – ласковым голосом заговорил Яков, оттолкнулся от стены, но не удержался на ногах и упал на колени.

Лена отползла от края печи и спряталась под одеялом.

— Доча, не бойся! Я твой батька, я тебя никому не отдам! Батька Махно всех спасёт! – сопя и что-то бормоча себе под нос, Яков направился к кровати.

— Иди, иди ложись спать, — замахала на него Пелагея.

Яков остановился и повернулся лицом к бабушке, приложил палец ко рту и тихо произнёс: «Тссс». Пелагея уже начала успокаиваться, когда вдруг Яков громко запел: «Боже, царя храни!  Сильный, державный…».

— Очумел, что ли?

— Цыц, старая! Я… — не договорив, Яков рухнул на кровать и тут же заснул, о чём говорил негромкий равномерный храп.

Так происходило довольно-таки часто. По утрам, как правило, Яков, чувствуя свою вину за вечерний концерт, виновато смотрел на дочь и Пелагею. Но через пару дней всё повторялось.

Так прошёл целый год.

Однажды ночью в дом бесцеремонно пришли трое, провели обыск, перевернув все вещи, и увели Якова Васильевича.

— Бабушка, — тихо спросила Лена, — а куда папу увели.

— В тюрьму, деточка. В тюрьму, — очень грустно ответила бабушка.

На следующий день Пелагея Афанасьевна пошла в кирпичный дом, в тюрьму, чтобы узнать судьбу Якова. Когда она вернулась, на пороге её встретила внучка, в вопрошающем взгляде семилетнего ребёнка не было ничего детского. Бабушка посмотрела на Лену и произнесла:

— Сто восьмая. Контрреволюция.

Леночке эти слова ничего не говорили, но по тому, как их произнесла бабушка, она поняла, что это всё очень плохо.

Дни потянулись, медленно сменяя друг друга. Пелагея Афанасьевна ходила в тюрьму и носила передачи для Якова, а он передавал письма, в которых писал стихи для дочери. Леночка их заучивала наизусть и по вечерам, глядя в окно на реку, произносила шёпотом выученные строчки.

Мария Сергеевна, узнав о случившемся, стала присылать деньги, на которые жили бабушка и внучка.

Потянулись монотонные дни, сменяя друг друга. Каждый день был копией предыдущего, менялась только природа. Казалось, что уже ничего не может измениться.

И вот, ещё один год прошёл, Леночке исполнилось 8 лет. Впереди школа.

Летом приехала Мария и в разговоре с Пелагеей Афанасьевной сказала:

— Хочу Леночку свозить на месяц к нам, познакомить с Павлом Адриановичем.

— Ну, что же, вези. Я-то, что? Я не против.

— Пусть подружатся. Как дальше жизнь сложится? Жить дальше, наверное, придётся вместе.

— Да, да. Я-то, что? Я не против, — каким-то обречённым голосом ответила Пелагея Афанасьевна.

— Вот и ладно, завтра соберёмся и послезавтра поедем.

Лена была очень рада этому решению старших.

Дорога заняла всего один день, но куда её привезла мама, Лена не знала. Приехали на маленькую станцию, которая стояла на берегу большой реки. На тупиковой железнодорожной ветке стояло несколько маленьких вагончиков, в них жили артисты. Лена с мамой и Павлом Адриановичем стала жить в небольшом купе.

Целыми днями Лена с девочкой из соседнего купе играли на берегу реки, строили из песка замки. Павел часто принимал участие в их играх. Заниматься с детьми ему было интересно, и он постоянно придумывал что-нибудь, чтобы разнообразить их игры.

— Девочки, а хотите покататься по реке? – спросил как-то Павел детей.

— Да!

— Очень хотим!

— Тогда немного подождите, я сейчас.

Павел ранее приметил на берегу небольшой плот из нескольких брёвен, связанных между собой прутьями кустарника. Это плавсредство он и столкнул в воду, пригласив детей прокатиться по реке.

Оттолкнувшись шестом от дна, Павел направил плот по реке вдоль берега. Однако течение имело другие планы, направив плот к середине реки. Вначале никто по этому поводу не волновался, но когда вдруг ветки начали расплетаться и плот стал рассыпаться, всех, кто был на нём, и на берегу охватила паника. Брёвна проворачивались при попытке зацепиться за них, девочки начали кричать и беспомощно барахтаться в воде. Павел не знал, что делать, он не мог спасти сразу двух. На берегу Мария бегала и кричала, она ничем не могла помочь, к своему стыду она не умела плавать.

Сработало подсознание, Павел пальцами, как клещами вцепился в торец бревна, не давая ему провернуться.

— Хватайтесь за бревно! – крикнул он девочкам.

Долго их уговаривать не пришлось, дети быстро ухватились за спасительное бревно, а Павел стал толкать его в сторону берега. Всё произошло очень быстро, но для всех участников этой драмы время тянулось бесконечно долго.

Добравшись до берега, дети сразу оказались в объятиях своих родителей, и никто не обратил внимания на Павла. А он стоял на четвереньках на отмели и тяжело дышал, сердце бешено колотилось, а в глазах проплывали яркие круги. Он ещё не пришёл в себя от страха за детей. Только сейчас до него дошло, что прогулка на плоту могла закончиться гибелью детей, да и ему тогда было бы лучше на берегу не показываться.

— Ты о чём думал! – это первое, что услышал Павел, придя в себя. Подняв голову, он увидел Марию, которая как дикая кошка приближалась к нему.

— Я хотел…

— Ты чуть не угробил детей!

— Маша…

— Я! Я тебя… я…

Павел не стал слушать дальше, ноги согнулись и он упал плашмя в воду. То ли сильно устал, то ли от сильного нервного напряжения потерял сознание. Мария быстро подбежала к нему и подняла из воды голову. Павел открыл глаза.

— Дурак, — сказала и вся злость улетучилась.

После этого случая интерес детей к воде пропал, вернее не интерес пропал, а появился страх.

По окончании отпуска Мария отвезла дочь к бабушке в Нерчинск. Лето заканчивалось, надо было определяться со школой.

Как ни покажется нам странным, но прежде чем определить детей в школу, с ними проводили собеседование, чтобы понять в какой класс направить ребёнка – для одарённых детей или туда, где будут учиться остальные. Вопросов на собеседовании задавали много и детям они казались глупыми. Лена не ответила только на один вопрос:

— Ехал велосипедист, упал и убился. Что надо было сделать? – с ухмылкой закончил свой вопрос директор школы.

— Надо было его похоронить, — серьёзно ответила Лена.

— Надо было отвезти его в больницу, чтобы там определили: умер он или ещё жив, — задавшего вопрос явно возмутил ответ девочки.

Лена промолчала, она была уверена в правильности своего ответа и её отправили в класс для тех, кто не зарекомендовал одарённым ребёнком.

Учиться в первом классе Лене было скучно и неинтересно, она умела хорошо читать и писать, знала основы арифметики, всё это благодаря своим тёткам — Тане и Ане.

Наступил праздник 7-го ноября, школьники приняли участие в праздничной демонстрации. Учащихся построили во дворе школы в колонну по четыре и раздали всем маленькие красные флажки. Под музыку небольшого духового оркестра колонна пошла по улицам города, дети кричали «Ура!» и размахивали флажками. Проходя мимо здания городской тюрьмы, Лена обратила внимание на то, что из окон с решётками махали руками заключённые. Ей показалось, что она увидела своего отца.

— Это мой папа машет! – закричала Лена и замахала обеими руками. – Папочка, я здесь!

Рядом идущие дети повернули головы в сторону тюрьмы и начали махать флажками, отвечая заключённым.

К Лене быстро подбежала учительница и дёрнула её за руку:

— Замолчи сейчас же! – глаза женщины были наполнены гневом. – Замолчи! У тебя нет папы!

Жестокие и обидные слова, как плёткой стеганули по юной душе. Лена заплакала. Плакала она до тех пор, пока не пришла домой, где бабушка, обняв внучку, успокоила её.

— Успокойся, внученька, они ничего не знают. Есть у тебя папа. Есть. Он просто не может сейчас быть с тобой. Но настанет день и вы будете все вместе ты, мама и папа.

Для продолжения следствия Якова Васильевича этапом отправили в Минусинск. Смысла оставаться в Нерчинске бабушке и внучке уже не было, они собрались и поехали вслед за отцом.

Люди в поисках лучшей жизни всегда переезжали с места на место, несмотря ни на какие трудности. Вот и в эти годы массы людей перемещались по стране в разных направлениях. Поезда были забиты так, что в вагонах приходилось сидеть на собственных вещах в проходах и тамбурах. По нескольку дней люди сидели на вокзалах в ожидании билетов.

Преодолев трудности переезда на поезде, Пелагея Афанасьевна вместе с внучкой приехали в город Абакан. Дальше железной дороги не было. Для продолжения путешествия необходимо было переправиться через реку Абакан, и на другом берегу найти попутную машину.

Нашли паром. Переправляясь на другой берег, Лена всё время смотрела на паромщика. Ей было интересно, как небольшого роста коренастый мужчина, перебирая руками по канату, натянутому между двумя берегами, перемещал паром по реке. Паромщик, заметив на себе пристальный взгляд девочки, коротко ей улыбнулся и продолжил свою нелёгкую работу.

Ещё на пароме Лена почувствовала, что начинает замерзать. Дул холодный ветер и сыпал снежок, а она была в летних туфельках и в лёгком пальтишке. Причалив к берегу, все пассажиры вышли на пустынный берег, никаких строений здесь не было. Сбившись в кучку, люди стали ждать машину. Лену начало трясти от холода, пальцы ног стали болеть.  

Ждать пришлось долго. Часа через два приехал грузовик, доверху загруженный мешками. В кабину села женщина с грудным ребёнком, а остальные полезли в кузов на мешки. В дороге все крепко держались друг за друга, чтобы не выпасть с кузова на поворотах и колдобинах. Ветер пронизывал насквозь, ноги у Лены уже не болели, она их просто не чувствовала. Так проехали около 40 километров.

Машина остановилась около небольшой деревушки.

— Всё! – громко сказал шофёр, вылезая из кабины. – Слазьте, дальше не поеду. Ищите другую машину. До Минусинска километров 15 осталось.

Кое-как Лена с бабушкой дошли до крайней избы и постучались. Дверь открыла женщина средних лет, на просьбу пустить переночевать она согласилась и запустила гостей в дом.

 Когда Лену разули, хозяйка ахнула. Пальцы на ногах девочки были белыми и твёрдыми. Взрослые срочно начали растирать водкой отмороженные пальцы ребёнка. Боль вернулась, когда пальцы стали отходить от отморожения, Лена, закусив губу, мужественно выдержала это.

День закончился. Измученные дорогой, Пелагея Афанасьевна и Лена заснули быстро. Хозяйка постояла немного над спящей девочкой, утёрла подолом фартука слезу и ушла, задвинув занавеску закутка, где спали гости.

На следующий день бабушка с внучкой добрались до Минусинска и сразу отправились на улицу Набережная, где стоял дом Василия Ивановича Ефимова.

— Ну, вот, Леночка, пришли, — остановившись у одноэтажного кирпичного дома, сказала Пелагея Афанасьевна. – Здесь живёт твой дед.

Слепой дед,  жил с младшим сыном Николаем и женщиной, которая вела хозяйство и ухаживала за Василием Ивановичем. Николай, окончив в Красноярске пединститут, работал преподавателем в техникуме. С прибытием племянницы он рассчитал домработницу, возложив, таким образом, всю домашнюю работу на Пелагею Афанасьевну, которой в то время было 56 лет. А работы было много – ухаживала за слепым дедом, готовила еду, пекла хлеб и носила его продавать на базар, стирала на всех, а летом добавился ещё огород. Лена занималась прополкой и поливом огорода, для этого она ходила с вёдрами на реку и носила воду, а по вечерам от этой работы у неё сильно болели руки и спина. В свободное от учёбы и огорода время она мыла полы в доме, чистила овощи, помогала стряпать пироги и пельмени. Через многие годы она вспоминала то время словами: «Тогда закончилось моё детство», а было ей всего 9 лет.

Между протокой и Енисеем был остров километров 10 шириной, там стояла небольшая деревенька, на краю которой возвышалось четырёхэтажное кирпичное здание, точно такое же, как в Нерчинске – тюрьма. Вот туда Пелагея Афанасьевна, а потом и Лена носили передачи Якову Васильевичу.

Передачи в тюрьме принимали с 9 часов утра. Очереди для того, чтобы передать передачу были огромные. Лена приходила пораньше и тогда часам к 12 очередь доходила до неё. Осмотр передаваемого был очень тщательный, если находили сигареты или выпивку, то всё возвращали обратно. Можно было передавать письма и дожидаться обратного ответа.

Лена носила передачи с большим удовольствием. Отец в ответных письмах всегда писал ей стихотворения. Окна одиночной камеры, где он сидел, выходили на дорогу и, когда Лена приходила, махал ей рукой, а когда уходила, долго смотрел вслед, пока она не скроется за поворотом.

Вскоре следствие по делу отца закончилось, состоялся суд, ему дали 10 лет и отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала.

Отправили Якова Васильевича и стало пусто, жизнь словно остановилась, все дни слились в один бесконечный нудный день. И когда уже стало невмоготу от монотонности жизни, приехала Анна Сергеевна, а вместе с ней новости о родных.

В день приезда Анны, вечером сели за чай и всей семьёй стали слушать рассказ о нелёгкой судьбе близких им людей.

— Как Иван? Небось, в начальниках ходит? – задала вопрос Пелагея Афанасьевна.

— Ой, мама, что ты, — тяжело вздохнула Анна. – Он никак не может ни с кем сработаться. Был уже главным бухгалтером, говорит: «Всё руководство жулики и воры. Что случится, отвечать буду я один, а они в стороне останутся».

— И как? – раздался из угла комнаты голос Василия Ивановича.

— Как? Вот так. Уволился, продали дом, отец-то Ивана умер, и уехали в Экибастуз. На шахтах в управлении устроился главным бухгалтером.

— И, слава богу, — как бы подвела итог бабушка Пелагея.

— Так это не всё, — Анна махнула рукой, затем прикрыла ладонью глаза.

Все слушатели замолчали и стали «сверлить» глазами рассказчицу.

— Год смог только проработать. Боролся с воровством в партийной элите. Директор предложил Ивану уволиться по собственному желанию.

— И как? – поступил вопрос от деда Василия.

Анна посмотрела на слепого старика, опять махнула рукой.

— Уволился! Говорит: «Наша страна – это колосс на глиняных ногах, долго это народ терпеть не будет, и она рухнет и придавит всю эту партийную мразь».

— Ой, что говорит-то, — забеспокоилась Пелагея Афанасьевна.

— Вот мы с ним подумали и надумали в Крым уехать. Собственно, я за вами приехала. Хотим вас с собой на Чёрное море увезти…

— Ура! – не дав договорить тётке, закричала Лена.

— А Татьяна как там? – спросила Пелагея Афанасьевна. – О ней что слыхать?

— Татьяна наша без фортелей не может.

— ?

— Татьяна вышла замуж за крупного партийного деятеля.

— Да ну?

— Вот и да ну. Только через несколько месяцев его командировали в Москву в Высшую партийную школу на учёбу на 4 года. Обещал, что на летние каникулы приедет и решит вопрос о том, чтобы забрать Татьяну с собой в Москву.

— И как? – поинтересовался дед Василий.

— А он не приехал. Написал, что приехать не сможет, мол его не отпускают. Татьяна, конечно, вскипела, возмущалась: «Так я ему и поверила! Нашёл там себе какую-нибудь шлюху. Если не приедет, то между нами всё будет кончено». Ну, всё ему это и написала. Два года от него не было ни одного письма.

— Написал? – в нетерпении спросила Лена.

— Нет. У Татьяны нашли какую-то болезнь позвоночника и порекомендовали поехать в Севастополь, там есть институт, который занимается этими проблемами. Вот она и поехала. Поехала через Москву и нашла там своего бывшего. Он женат.

— Ну и хорошо, — заключила бабушка Пелагея. – Непутёвый он. А Татьяна-то как?

— Татьяна? Приехала в Крым, живёт и работает в Балаклаве, раз в неделю ездит в Севастополь на лечение. При больнице, где она работает, ей дали комнату.

Анна посмотрела на Лену, погладила её по голове и добавила:

— Так что, собирайся, поедем жить к тёте Тане. Она нас всех ждёт.

Через несколько дней, измученные долгой дорогой, бабушка, тётя и племянница прибыли в Балаклаву. Татьяна с Иваном их встретили и отвезли на квартиру. Завхоз в больнице снабдил всех прибывших матрацами и подушками. И зажили все впятером в маленькой комнатушке. В тесноте, как говорится, да не в обиде.

Лена была очарована красотами Балаклавы: на склоне горы, утопая в зелени фруктовых деревьев и кипарисов, белели красивые домики с террасами и верандами. Повсюду были клумбы с цветами. А в сторону моря по горе вилась тропинка. У Лены захватило дух от увиденного сказочного зрелища: по спокойному синему морю тянулась золотая полоска от близкого к горизонту солнца. Подобного она в жизни ничего не видела. Лена готова была раствориться в синеве моря или стать частичкой золотой солнечной дорожки. А по морю скользили в разных направлениях пароходики, яхты и рыбачьи лодки.

Но жизнь не состоит из одних праздников, есть и будни. Лена пошла в школу в 3-й класс, тётя Аня взяла над ней шефство по проверке готовности уроков. Проблем с обучением не было благодаря феноменальной памяти Лены, и с заданиями она справлялась легко и быстро. 

Иван никак не мог найти себе работу. Обойдя без результата почти все уголки Балаклавы, он решил уехать в Семипалатинск, там устроиться на работу и затем забрать Анну к себе.

Время летело быстро, закончив 3-й класс, Лена с бабушкой решили вернуться в родные края, там хоть и климат не как в Крыму, но как-то уютнее. Без лишних хлопот собрались и вернулись в Минусинск. Прожив там год, судьба отправила их в Ленинск-Кузнецкий, где Мария с Павлом работали по контракту в местном театре.

Описывая путешествия этой семьи из одного конца России в другой, удивляешься, какой силой и терпением обладали эти люди, совершая частые переезды.

— Вижу у вас здесь всё ладно, — завела разговор по приезду Пелагея Афанасьевна. – Поеду к Анечке, в Семипалатинск. Что-то у меня душа болит за неё.

— Поезжай, мам. Мы здесь справимся.

У Лены, тем временем, появились приятные заботы – маленький щенок.

— Мама! Кто это? – спросила Лена, когда увидела маленький пушистый комочек.

— Это Лайфу. Наша собака.

Оказалось, что вместе с Марией и Павлом в поезде ехал китаец, у которого была беременная собака. Вот она и ощенилась в дороге. Китаец подарил своим соседям по купе щенка и сказал:

— Назовите его Лайфу, на русском языке означает – приносит счастье.

Лена со щенком гуляла и играла, кормила и купала, а вечером укладывала спать в углу на подстилке. Щенок стал занимать большую часть её времени. Маленький друг явно положительно влиял на Лену, она стала веселее, появился румянец.

— Знаешь, Лёка, — как-то мама завела с дочерью разговор. – Мы с Павлом Адриановичем посовещались и решили, что здоровье у тебя слабенькое и не мешает тебе одну зиму отдохнуть от учёбы. А вместо школы, я договорилась с одной пианисткой, она будет обучать тебя игре на пианино.

Лена не возражала против такой перспективы, она два раза в неделю стала ходить в театр на занятия, а потом оставалась и смотрела кино, после спектакля в театре для публики организовывали киносеансы. Лена никогда раньше не смотрела кино, и это действие для неё было подобно сказке.

Наступило 1 сентября, дети пошли в школу. Лена с завистью смотрела на проходящих мимо неё нарядных детей с книжками и портфелями. Стало грустно, она села на скамейку и заплакала, и только верный Лайфу утешал, слизывая с её щёк слёзы.

Освободившееся от учёбы время Лена решила потратить на домашние дела. А вскоре произошёл такой случай. Она стала свидетелем большого скандала между мамой и Павлом Адриановичем. Проблема возникла из-за накопившегося грязного белья, постирать которое, не было времени. Вот она и решила помочь маме.

Когда мама с Павлом ушли в театр, Лена взяла у хозяйки квартиры бак, сложила туда бельё, положила мыло, налила воды и поставила всё это кипятить. Она видела, как стирала бабушка, и по её примеру принялась за стирку. Но Лена никогда не думала, что стирка это нелёгкое дело. Через небольшой промежуток времени у одиннадцатилетней прачки задрожали от усталости руки и ноги. Хозяйка квартиры, видя старания девочки, взялась ей помогать. Сообща бельё было достирано, и Лена отправилась на улицу развешивать бельё. На холодном ветру, вспотевшая от работы девочка простудилась и две недели проболела ангиной.

Приближался 1932 голодный год. В стране ввели хлебные карточки. Шахтёрам давали по 600 грамм в день, рабочим по 400, служащим – 200, а иждивенцам ничего не положено. В семье возникла проблема с кормёжкой Лайфу. Но Лена нашла выход для своего друга, она стала ходить с «чёрного» хода в шахтёрскую столовую, где стоял бак для отходов, и маленькой кастрюлькой черпала пищевые отходы. Выбегая на улицу, сердце у Лены бешено колотилось, она оглядывалась, как бы кто не увидел, но когда она смотрела, как Лайфу ест, успокаивалась и улыбалась.

Зимой жизнь опять сделала резкий поворот. Мария и Павел заключили контракт на 3 года с Рязанским драматическим театром, и Лену отвезли в Семипалатинск к Анне.

В сентябре Лена пошла в школу в 5-й класс. Здание школы располагалось довольно-таки далеко, и идти надо было несколько кварталов, при этом тротуара не было. Улицу покрывал песок, точнее всё располагалось на песке и ноги вязли в нём, как в трясине. В Семипалатинске был голод, и когда Лена шла в школу, то на улице иногда натыкалась на лежащие в песке трупы умерших людей. Ей становилось страшно, и чтобы быстрее добраться до школы она начинала бежать, задыхаясь от бега по песку, бежала, не останавливаясь, несмотря на сильную усталость. Со временем Лена привыкла к тяжёлой дороге по песку, да и на попадавшиеся иной раз трупы она уже не обращала внимания. Песок и ветер притупили у девочки чувство страха, появилось безразличие к происходящему вокруг.

В один из осенних дней в гости приехала Татьяна. Жизнь опять сыграла с ней злую шутку. В Балаклаве она вышла замуж за главного врача больницы, в которой работала. Пока гостила у сестры, ей пришло письмо, в котором муж просил её не приезжать, так как он полюбил другую. Татьяна плакала четыре дня, говорила, что жизнь её закончилась и ничего она больше не хочет.

— Нет! Шиш! – вдруг утром заявила Татьяна, глядя в потолок. – Не буду я по нему душу себе рвать!

После этой фразы она быстро оделась и ушла, не сказав куда. К вечеру вернулась и весь вечер ни с кем  не разговаривала, не отвечала на вопросы. На следующий день всё повторилось.

— Тань, — Анне нетерпелось добиться от сестры хоть какого-нибудь ответа. – Что происходит? Ты почему всё время молчишь?

Татьяна посмотрела на Анну взглядом, в котором просматривалась какая-то непонятная решительность. Она явно решилась на что-то серьёзное, но, как показалось Анне, очень опасное дело.

— Завтра. Анечка, завтра расскажу.

— Оставь её, — тихо произнесла Пелагея Афанасьевна.

Как и обещала Татьяна, вернувшись домой к полудню, она рассказала о задуманном.

— Всё девочки. Уезжаю завтра.

— Куда? – в один голос спросили все присутствующие.

— Работать. Медсестрой.

— Куда? – опять последовал общий вопрос.

— В Кушку!

В наступившей тишине было слышно, как в окно билась муха. Как ни странно, но никакой паники и причитаний не последовало. Пелагея Афанасьевна с Леной пошли на кухню. Анна подошла к сестре, погладила по голове и произнесла: «Ну-ну», повернулась и последовала за мамой и племянницей.

Лишь через два года от Татьяны из Крыма пришло письмо, из которого все узнали, что находясь в Кушке, в одну из ночей в кишлак, где она жила и работала, ворвалась банда басмачей, и перебили всех русских. Татьяну спрятал старичок, у которого она снимала комнату. Это происшествие её не испугало, и она проработала на границе два года, а затем уехала в Крым работать в санатории.

Через неделю после отъезда Татьяны, Иван поссорился с директором завода, уволился, и вся семья переехала в деревню под Семипалатинском. Там он устроился работать бухгалтером в совхоз, ему выделили для жилья крестьянский дом. Анна с Иваном спали в комнате, Пелагея Афанасьевна на печи, а Лена на полатях в кухне.

Деревня стояла рядом с болотами и весной в округе появились тучи комаров, среди местного населения участились случаи заболевания малярией. Анна написала Марии о жизни Лены в деревне, на что получила ответ, в котором сестра просила привезти дочь к ней в Рязань.

И вновь бабушка с внучкой собрались в дорогу, но на этот раз их пути расходились, Лена ехала в Рязань, а Пелагея Афанасьевна к родственникам в село Шушенское.

— Всё, мои хорошие, сил у меня разъезжать по России-матушке уже нет. Это у меня будет уже дорога в один конец.

Сборы в дорогу труда не составили. В дорожный узелок тринадцатилетней девочки поместились смена белья, платье, полотенце, булка хлеба и кусок мыла, завёрнутый в газету. 

Вместе добрались до Новосибирска, где Лене взяли билет на поезд. Прощались они у входа в вагон, стоя на перроне.

— Бабуля, как я без тебя? – на глазах девочки выступили слёзы.

— Ты уже большая, — еле сдерживая слёзы, ответила Пелагея Афанасьевна. – Если что, люди помогут. Будешь жить вместе с мамой.

Лена сквозь слёзы смотрела на маленькую, худенькую, сгорбившуюся бабушку, которой было всего 62 года. Она понимала, что это их последний миг, когда они вместе, и что они больше не увидятся.

— Ну, с Богом! – бабушка перекрестила внучку, поцеловала, повернулась и, утирая слёзы, медленно пошла по перрону в сторону вокзала.

Поезд начал движение. Лена подбежала к окну, и пока было видно, смотрела на удаляющуюся маленькую фигурку бабушки.

Вагон был общий, и пассажиры постоянно менялись от станции к станции, поэтому Лена всё время находилась на своём месте, чтобы сохранить его. Всё время хотелось есть. Отщипывая маленькие кусочки от булки хлеба, Лена думала о том, что ей ехать ещё пять дней.

Не доезжая до Урала, в вагон зашёл начальник поезда и вместе с проводником начал проверять билеты.

— Вы не на тот поезд сели, — сказал начальник Лене, проверяя билет. – Этот поезд идёт к Москве по северному пути, а вам надо ехать южнее. На следующей станции сойдёте, перекомпостируете билет и сядете на другой поезд.

Лена замерла от этих слов. Она вспомнила, как с бабушкой двое суток сидели на вокзале, чтобы взять билет на поезд.

— Пожалуйста, — заплакала Лена. – Разрешите доехать мне этим поездом. Я еду к маме, у меня нет ни денег, ни еды.

— Не положено! – прозвучал командный голос. – Проводник, проследите, чтобы эта девочка вышла на следующей остановке.

Пока шло разбирательство, подошёл молодой человек в военной форме и предъявил начальнику поезда удостоверение.

— Оставьте девочку в покое!

 Начальник как-то заметно изменился, побледнел и удалился вместе с проводником.

— Пойдём в тамбур познакомимся, и ты расскажешь мне, почему едешь одна.

— Зовут меня Лена, — начала разговор, когда они вышли в тамбур. – Мне 13 лет, еду к маме в Рязань. Она артистка, работает там.

— А почему одна едешь?

— На поезд меня посадила бабушка, она старенькая и ехать не может со мной.

— Понятно, — военный двумя большими пальцами расправил под ремнём гимнастёрку, — а меня зовут Дмитрий, я работаю в Москве, в ОГПУ, еду из командировки.

Дмитрий как-то странно посмотрел на Лену и продолжил:

— Мы приедем на Ярославский вокзал, а тебе надо будет на Казанский. С этим же билетом сядешь на поезд до Рязани.

— Да, спасибо, я поняла.

— По приезду поедем ко мне, пообедаем, отдохнём и потом я тебя отвезу на вокзал, — с этими словами он обнял Лену, одной рукой взялся за маленькую грудь и поцеловал в губы.

Тут Лена вспомнила рассказ Мопассана, который прочитала в книге, взятой у тети Ани, там молодой граф в своём саду поймал маленькую девочку, изнасиловал, убил и спрятал труп. От этих мыслей  у неё по спине пробежали мурашки.

Всю дорогу Лена сидела на своём месте, прижавшись к стенке и скрестив руки на груди. Ей было страшно. Она не могла предположить, что будет дальше.

— Через два часа будем в Москве, — раздался сзади голос Дмитрия, когда она вышла в туалет. – А знаешь, как в народе расшифровывают слово ОГПУ?

— Нет, — еле выдавила из пересохшего от страха горла Лена.

— О, господи, помоги удрать! – громко засмеялся и продолжил. – А если прочитать справа налево – Удери, попробуй, голову оторву!

В то время, как Дмитрий смеялся, у Лены в голове пронеслось: «О, господи, царица небесная, помогите мне, ведь бабушка меня благословила на дорогу».

Видимо мысли девочки были услышаны. Через некоторое время Дмитрий подошёл и сказал:

— Ты знаешь, я получил телеграмму, что должен выйти на последней перед Москвой остановке. Я тебе дам ключ от моей квартиры, записку с адресом, на вокзале садись в такси и жди меня дома. Я, наверное, долго не задержусь.

Лена от услышанных слов заулыбалась, Дима принял улыбку на свой счёт.

Как только поезд прибыл в Москву Лена, что было сил, помчалась на Казанский вокзал, там ей сказали, что местный поезд сейчас отправится. Пока она бежала, одна мысль постоянно следовала за ней: «Не бежит ли сзади Дима?», и она всё время оборачивалась назад, чтобы убедиться в отсутствии преследователя. И только когда поезд тронулся, Лена успокоилась.

200 километров до Рязани поезд тащился шесть часов и к вечеру прибыл на место. Автобусы уже не ходили, и Лена спросила, как дойти до драматического театра. Получив ответ, она быстрым шагом направилась в указанном направлении.

— Скажите, пожалуйста, — спросила она у прохожего, стоя у закрытых на замок дверей театра, — а вы не знаете, почему двери в театр заперты?

— Так театр на гастроли уехал, — быстро бросил прохожий.

— Идите в городской парк, там летний театр, — улыбаясь, добавила проходившая мимо женщина.

Такого оборота событий Лена не ожидала. Незнакомый город, незнакомые люди и она одна.

Порасспросив прохожих, девочка отправилась в городской парк. Ноги устали, еле двигаются, голова болит, начинает знобить. Но и в парке её ждало разочарование – никого нет, понедельник выходной день. Приближался вечер. Что оставалось делать? Лена села на скамейку и заплакала.

Вдруг к Лене подбежала большая собака и стала облизывать ей лицо. Лена вначале от неожиданности испугалась, но в нарушителе спокойствия она узнала Лайфу. Её охватила радость, она обняла собаку.

— Лайфушка, милый! – радовалась девочка.

— Откуда ты знаешь эту собаку? – спросил подошедший старик.

— Эта собака, — смеясь сквозь слёзы начала Лена, — эта собака артистки Ураловой, а я её дочь.

— От те на! А они сейчас на гастролях в Сасово, город такой в ста километрах от Рязани. Я сторож в театре, Иван Макарович. Вот, уехали и Лайфу мне оставили. Пойдём, сейчас дадим телеграмму и ко мне, там переночуешь, а завтра мама приедет.

Лена почувствовала усиление озноба, слабость и усталость валили с ног. Пришли домой, температура за сорок, Лена потеряла сознание. Малярия делает своё дело. Вызвали скорую.

— Боюсь, сердечко не выдержит такую температуру, — заключил врач.

— Что ж делать-то? – забеспокоился старик.

— А вы её мокрым полотенцем протирайте, должно полегчать.

Так всю ночь Макарыч и просидел возле Лены, глаз не сомкнув.

Утром приехали Мария и Павел. Иван Макарович рассказал им о случившемся накануне. Мария села у постели дочери и стала дожидаться её пробуждения.

К обеду температура спала.

— Лёка, собираемся и поехали на пристань.

— Мам, зачем на пристань?

— Поплывём в Сасово.

В Сасово через день повторялись приступы малярии, и что было неприятно это то, что в аптеках не было хинина. По совету местных врачей Лене давали отвар каких-то трав, а однажды решили испробовать народное средство – лягушку. Вечером Павел принёс живую лягушку, положил её в холщёвый мешочек и закрепил на груди больной. Спать это народное средство не давало всю ночь, постоянно прыгая. Под утро Лена заснула, так как лягушка успокоилась, но, как потом выяснилось, лягушка умерла.

К отсутствию лекарства добавился ещё и голод, то, что давали на карточки не хватало. Но Мария нашла выход – покупала у хозяев квартиры немного отрубей, в магазине ячменный кофе, всё это смешивала, на воде замешивала тесто и пекла оладьи. На завтрак ели оладьи и запивали чаем. По вкусу горькие как полынь, но всё же еда.

В дни, когда не было приступов, Лену брали в театр. Ей очень нравилось смотреть спектакли, тем более, что главные роли исполняла её мама. Особенно она полюбила героинь спектаклей «Собор Парижской богоматери» и «Любовь Яровая».

Когда малярия приковывала больную к кровати, приходила хозяйка и приносила несколько ложек гречневой каши с молоком, что являлось существенной поддержкой больному организму.

Приближался сентябрь, приступы болезни измотали Лену, а ведь скоро надо было возвращаться в Рязань.

Вечером зашла хозяйка квартиры.

— Завтра пойдём к одной старушке, — стала рассказывать она. – Я с ней уже разговаривала. Её многие знают и она многим помогла.

— А чем она поможет? – как-то равнодушно спросила Мария.

— Вам ребёнка надо на ноги поставить. Вот за этим и пойдём.

На следующий день под вечер отправились к знахарке. Маленький неказистый домик на краю города, внутри пахнет травами, низкий потолок, земляной пол. У Марии вначале возникли сомнения по поводу пользы этого посещения, но когда старушка стала внимательно осматривать Лену, ощупывать, прислушиваться и озвучивать медицинские термины, тревога постепенно сменилась надеждой.

— Печень увеличена и болезненна, — начала выносить свой вердикт знахарка. – Плазмодии малярии гнездятся в печени, а во время приступа расходятся по всем сосудам, потом опять собираются в печень. Я вам дам траву. Настоите её и после приступа дайте выпить. Несколько дней прячьтесь от солнца в тени, лучше вообще быть в темноте.

Сделали всё, как сказала старушка. Приехали в Рязань. Через день после приезда ждали приступа болезни. Не наступил. Не было его и на следующий день, а потом и вовсе перестали ждать. Болезнь отступила.

— Лёка, — начала разговор мама, — ведь скоро в школу, надо посмотреть, в чём пойдёшь.

— Мам, да у меня и нет ничего красивого.

Действительно кроме белого платья с короткими рукавами, в котором Лена была похожа на балерину, ничего другого не нашли.

— Как же так, упустили! – расстроилась мама. – Не нашли времени, чтобы сшить тебе новое платье.

Оставалось только развести руками.

Когда Лена с мамой пришла записываться в школу, то проходя по коридору, услышали:

— Артистка Уралова дочку привела в школу.

— А она что, балерина?

— Почему?

— Посмотри, платье какое, точь-в-точь, как у балерины.

С тех пор кличка «балерина» так к Лене надолго и приклеилась.

Класс собрался дружный, много времени после школы все проводили вместе. Памятуя о том, что родители Лены работали в городском театре, ребята всё время просили её провести их в театр.

И вот, выдался удачный момент, директор театра уехал в Москву по делам, а за него остался Павел Адрианович. Лена достала бланк пропуска и выписала его на пять человек, подделав подпись Павла. Вся компания отправилась в театр. Идут, разговаривают, смеются, а Лена ни жива, ни мертва, сердце замирает, страшно. Думает про себя: «Вдруг разоблачат. Что тогда будет? Сраму не оберёшься, да и отругают».

Взяв у Лены пропуск, билетёрша как-то странно посмотрела на неё.

— Подождите минутку, позову директора.

Вот тут Лена готова была провалиться на месте.

Когда пришёл Павел Адрианович, билетёрша подала ему пропуск.

— Скажите, пожалуйста, это ваша подпись?

Минута молчания, директор внимательно изучает документ. Посмотрел на побледневшую с трясущимися губами Лену, сказал:

— Да, моя. Пусть проходят на галёрку.

Весь спектакль Лена думала о том, что будет вечером дома, и поэтому ей было не до того, что происходило на сцене.

А вечером…

— Ну, мадам, как прикажете это понимать? – Павел задал вопрос, как только Лена вошла в комнату.

— Что случилось? – Мария задала вопрос Павлу, хотя по идее он должен был быть адресован дочери.

Павел не обратил внимания на вопрос жены, а продолжал смотреть на Лену и ждать ответа.

— Мальчишки попросили, а я пообещала, — смотря в пол, ответила Лена.

— Как это пообещала? Разве ты директор театра?

— Нет. Но я… я…

— Вот именно, ты есть только ты и не более того.

Мария поняла в чём дело, слушала и не вмешивалась. Лена стойко переносила допрос, понимая, что виновата.

— Леночка, давай закончим этот разговор и дай слово, что так ты больше никогда не будешь поступать.

— Да. Я даю слово, что больше никогда…

— Ты пойми, маленький человечек, что нисколько не жалко дать контрамарку, пойми, что всё должно делаться по определённым правилам, и каждый должен отвечать за то, что он делает. Ну, и за себя обязательно. Да?

Лена в ответ кивнула головой.

— Машенька, — обратился он к жене, — а ужин будет? Сегодня для всех был очень напряжённый день.

Два года прошли в ежедневных заботах: учёба, работа, отдых в Евпатории, вновь учёба и работа.  Лена должна идти в 8 класс, но судьба опять преподнесла свой неуместный подарок.

— Лёка, — мама опустила глаза, но после короткой паузы вновь посмотрела на дочь. – Тут такое дело, мы с Павлом подписали контракт на 5 лет…

— Куда? – не дав договорить матери, задала вопрос Лена.

— Балей.

Лена посмотрела вопросительно на мать, подняв брови.

— Это где?

— В Сибири. Там добывают золото.

— Вы что, золото будете копать?

— Нет, в местном театре работать.

— Я не поеду! — Лена встала со стула и подошла к матери. – Я хочу окончить школу здесь, в Рязани, и потом поехать в Москву и поступить в педагогический институт.

— Я так и думала, — как-то виновато заговорила Мария. – Я уже разговаривала с родителями Ани Абаниной.

— А причём тут моя подруга?

— После смерти её младшей сестры она очень переживает. Они согласны, если ты поживёшь у них до окончания школы.

Глаза Лены заблестели от радости.

— У меня будет хорошая зарплата 700 рублей, я им буду перечислять 300 рублей на твоё содержание. У них двухкомнатная квартира, вы с Аней будете жить вместе.

На этом разговор был закончен.

В школе подруги были отличницами, свободное время проводили вместе, и заявление о вступлении в комсомол подали тоже вместе. Аню в райкоме утвердили сразу, а Лену отклонили, сказав: «Ты выходец из гнилой прослойки интеллигенции». Конечно, было обидно, но она не сдавалась и в течение года ещё несколько раз подавала документы.

После того как Лена пополнила ряды комсомола её избрали редактором школьной стенгазеты. Вся редколлегия постоянно упражнялась в написании стихов, считали, что стихотворение лучше донесёт необходимую информацию до умов школьников. Каждое стихотворение горячо обсуждалось на заседании редколлегии. Спорили, доказывали, чуть ли не доходило до драки.

К столетнему юбилею со дня гибели А.С. Пушкина должна была выйти стенгазета. Лена написала стихи и предложила их на обсуждение. Начинались они следующими строками:

«Закатилося солнце поэзии русской,

Из мира ушло навсегда,

Но осталася слава о лире прекрасной

Она не умрёт никогда…»

— Ленка, ты что!? Как солнце может из мира уйти навсегда? – накинулись члены редколлегии.

— Ну, это аллегория.

— А размер! Ты размер не выдержала!

— Да и содержание. Вообще никак не вяжется с темой.

Обсуждение закончилось тем, что все разошлись, и газету Лена выпускала одна. 

Закончился учебный год, в гости приехала тётя Таня, и так совпало – пришло письмо от отца. Он писал, что за отличную работу его освободили досрочно, но он решил пока остаться на строительстве канала, чтобы заработать деньги на дорогу домой. В настоящий момент, писал Яков Васильевич, он начальник одного из участков строительства Беломоро-Балтийского канала и зовёт к себе в гости.

Долго уговаривать Лене тётю Таню не пришлось, не в первый раз им отправляться в дальнюю дорогу. Собрались, купили билеты и в путь.

В Петрозаводске их встретил Яков, прибыв туда на служебном катере.

— По дороге покажу вам наш канал, — объявил Яков во время погрузки на катер.

— А это кто? – спросила Лена, глядя на симпатичного молодого парня, который заносил на катер чемоданы гостей.

— Серёжа, — ответил отец. – Это мой моторист. Молодой совсем, 17лет. Их семью раскулачили на Украине и сослали сюда.

По дороге Яков объяснял, как устроена навигация на канале, как не наскочить на мель или затопленный лес.

— Какой лес? – удивилась Лена.

— А вон, смотри, видишь, из воды палки торчат. Это макушки сосен.

Удивление Лены только возросло от услышанного. Отец улыбнулся.

— Ой, дочка, тут столько леса и деревень затоплено во время строительства … Ну вот, приехали.

На берегу стояло двухэтажное строение и больше ничего.

— Здесь будем жить, — кивнул Яков головой в сторону жилища. – На первом этаже расположена моя команда, 11 человек. Мы разместимся на втором, там две комнаты.

— А чем занимается твоя команда, — рассматривая выходящих из барака людей, спросила Татьяна.

— Они расчищают фарватер на своём участке от ила и прочего мусора.

— А с продуктами у вас как?

— Вон, — Яков указал рукой, — за тем лесом километрах в двух есть магазин, там и закупаем продукты и хлеб.

Отправляясь на работу Яков брал с собой дочь. Его участок составлял тридцатикилометровый отрезок канала, который он должен объезжать каждый день.

— Пап, а что это за домик на берегу? – спросила Лена, обратив внимание на то, что отец направил катер к этому строению.

— Это дозорный, они через десять километров расположены, отслеживают ситуацию в своей зоне ответственности.

Катер причалил к берегу, из домика вышел мужчина.

— Яков Васильевич, доброго вам дня!

— Палыч, здравствуй! Как тут у тебя?

— Да всё у нас тут в порядке!

— Ну, смотри дальше!

Катер отчалил от берега и устремился дальше.

Во время поездок Яков объяснял дочери, как шкипер управляет катером, на что надо особо обращать внимание, указывал основные ориентиры. Через несколько дней таких занятий Лена превратилась в настоящего шкипера, и отец стал доверять ей управление катером.

Начался ягодный период. Голубика, черника и морошка, крупные и сладкие ягоды цветным ковром покрывали всё пространство, незанятое водой. Бригада отпросилась у начальника на сбор ягод, с ними пошла и Лена, приложив немалые усилия, чтобы уговорить тётю Таню пойти вместе.

Сергей, молодой парень из бригады, всё время шёл рядом с Леной. Куда она, туда и он. Наполнив ягодами полную корзину, Лена обратила внимание на то, что поблизости никого кроме Сергея нет.

— А где все?

— Ушли вперёд. Не бойся, я дорогу знаю.

— А я и не боюсь, — оглядываясь, ответила Лена.

— Я вижу, — заулыбался парень, – меня тоже не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю.

— Ага.

— Что ага? Ты просто не знаешь. Для нас всех Яков Васильевич, как отец родной. У нас есть уговор: если кто-то из нас причинит ему хоть какой-либо вред, то остальные его убьют.

От этих слов у Лены пробежали мурашки по спине, а Сергей опять заулыбался. Его улыбка успокоила Лену.

— Давай сядем, отдохнём, — предложил Сергей.

Они сели на ствол упавшего дерева и стали разговаривать, каждый стал рассказывать о своей жизни. Солнце в этих широтах ходит по кругу вдоль горизонта и поэтому всё время светло, время пролетает незаметно.

— Ой! — спохватилась Лена. – Уже поздно, наверное, все домой пришли, тётя Таня волноваться будет. 

Когда Лена с улыбкой на лице вошла в свою комнату, то первое, что она увидела, была разъярённая тётя Таня с ремнём в руке. Лена протянула ей корзину полную ягод, но тётка, швырнула корзину об стену, ягоды рассыпались по полу, и она стала хлестать племянницу ремнём, приговаривая: «Все давно пришли, а тебе надо было с парнем остаться?». Девушка молила о прощении, прикрываясь руками. Через короткое время руки были все в синяках и кровавых подтёках. 

Вечером вернулся отец и у него с Татьяной состоялся серьёзный разговор по поводу воспитания детей. Результатом сей громкой беседы стало то, что Лена больше дома с тётей Таней не оставалась, а целыми днями была с отцом в поездках по каналу.

У Татьяны заканчивался отпуск, и пора было возвращаться в Рязань. Как Лена не хотела ещё остаться здесь, но деваться было некуда, и вот, катер вёз отпускников в Петрозаводск. Ровный шум мотора и шелест воды за бортом усыпили Лену. Она спала сидя, прислонившись к трясущемуся борту катера.

— Леночка, — доносилось сквозь сон. – Леночка, проснись, мне надо с тобой поговорить.

Лена открыла глаза. Звука мотора не было слышно, и качка не ощущалась. Сергей стоял рядом и слегка рукой покачивал за плечо спящую девушку.

— Что? Почему тихо?

— Мы приплыли на место.

— А где все? Почему меня не разбудили?

— Яков Васильевич и Татьяна Сергеевна пошли за билетами на поезд. Велели тебя не будить.

Лена потянулась, зевнула и посмотрела на Сергея.

— А зачем ты тогда меня разбудил?

— Надо поговорить, — смущённо проговорил юноша.

— О чём?

Сергей опустил взгляд.

— Я полюбил тебя с первого дня нашей встречи, — поднял взгляд и, глядя в глаза девушки, продолжил. – Я не могу без тебя жить. А ты меня любишь?

— Я не знаю, — Лена пожала плечами, — но ты мне нравишься.

— Я всё сделаю, чтобы ты полюбила меня. Мне осталось два года быть в ссылке, а потом, я приеду туда, где ты будешь, буду работать и учиться в вечерней школе, и мы поженимся, если ты согласишься. А где ты будешь через два года?

— Я окончу десятилетку в Рязани и уеду в Москву учиться в институте.

— Леночка, можно я поцелую тебя на прощание?

Лена пристально посмотрела на Сергея.

— Можно, — согласилась она, зажмурилась и крепко сжала губы.

— Не сжимай ты так губы. Ты что, никогда ни с кем не целовалась?

— Нет.

Лена услышала смех Сергея, открыла глаза и тоже засмеялась. Он её поцеловал, и они опять засмеялись.

Снаружи послышались голоса, подходивших к катеру, Якова и Татьяны. Сергей вдруг заплакал и вышел из каюты.

По приезду в Рязань Татьяна Сергеевна написала письмо на работу в Крым с просьбой уволить её. В Рязани она устроилась работать в городскую больницу, сняла небольшую комнату и забрала к себе от Абаниных Лену.

Через две недели от Сергея пришло письмо. Распечатав, Лена увидела исписанный неровным подчерком листок бумаги, закапанный слезами, русские вперемежку с украинскими словами несли тепло и ласку.

— А ошибок-то сколько! – засмеялась Татьяна, взяв письмо в свои руки. – Ну, у парня губа не дура, какую невесту захотел получить.

Несмотря на насмешку тёти Тани, Лена написала Сергею письмо, но ответ не пришёл. И лишь, когда зимой приехал отец, она узнала причину молчания Сергея.

Приехал он не один, с ним была молодая симпатичная женщина лет тридцати, звали её Тамара. На Беломоро-Балтийский канал она приехала к мужу с Кавказа вместе с пятилетним сыном. По дороге сын заболел и умер, а приехав на стройку, она узнала что и муж её тоже умер. Её отчаянию не было предела, она чуть не лишилась рассудка. Яков Васильевич утешал её, как мог, уезжать назад она отказалась. Через некоторое время Тамара и Яков стали жить вместе. И уже как муж и жена приехали в Рязань.

— Послезавтра, — Яков обнял за плечи Тамару, — мы поедем в Болей к твоей матери. Они с Павлом обещали устроить меня на работу, здесь с моей судимостью никуда работать не возьмут.

— Может это и правильно, — рассуждала дочь. – А я останусь с тётей Таней, хотя очень соскучилась по маме. Пап, а почему Серёжа не пишет?

Лицо Якова стало серьёзным, он тяжело вздохнул.

— Нет больше Сергея. Умер.

— Как? – задав вопрос, у Лены задрожал подбородок, и потекли слёзы.

— Проколол гвоздём палец и тот начал нарывать, когда обратился к врачу, кисть уже была вся синяя, надо было срочно ампутировать руку, но он наотрез отказался…

В комнате нависла тяжёлая тишина.

— Тамара, — первой нарушила тишину Татьяна, — пойдём подумаем, что приготовить на обед.

Осенью 1937 года Лена пошла в 10-й класс. В школе началось твориться что-то непонятное – стали исчезать самые любимые преподаватели. В октябре был арестован преподаватель истории, сказали, что он враг народа. У ребят никак не укладывалось в голове такое, тем более, что накануне он читал поэму Алексея Толстого «История государства  Российского от Гостомысла до Тимашева», всем понравилось, особенно концовка каждого четверостишья: …широка наша страна и обильна, а порядка в ней нет. Поговаривали, что может именно из-за этих слов его и арестовали. Но какой же он враг народа.

Через несколько дней арестовали преподавателя физики, через месяц – преподавателя математики, замечательного старика, который преподавал ещё в царской гимназии. Ребята уже гадали, кто будет следующий. Следующим оказалась преподавательница русского языка и литературы, её родители были дворяне.

На место арестованных преподавателей прислали выпускников рабфаков, разница в обучении почувствовалась сразу.

Над городом нависла зловещая тишина, люди без надобности боялись выйти на улицу, боялись общаться друг с другом и сказать лишнее слово. Начали писать выдуманные доносы на соседей, которых в следующую же ночь арестовывали. Соответственно доносы никто не проверял, от чего людям становилось страшно жить в таком мире. Здравомыслящие понимали, что не может быть такого количества шпионов, диверсантов и врагов народа, но находилось достаточное количество тех, кто был одурманен пропагандой и они, вслед за призывами из радио, кричали: «Уничтожить, расстрелять врагов народа!».

В декабре 1937 года от Анны Сергеевны пришло письмо, в котором она сообщала, что живёт у сестры Марии. Анна уехала от мужа из Семипалатинска, так как Иван начал пить и склонял её к совместному пьянству.

С отцом Лены тоже не всё было ладно. С женой и ребёнком Яков Васильевич уехал из Болей в Московскую область в город Ногинск, где устроился артистом в местный театр. Но стал много пить и не только по вечерам, но и днём в рабочее время. Однажды он пришёл пьяным на спектакль, где должен был играть одну из главных ролей.

— Я вас не допускаю к спектаклю, — заявил ему режиссёр, увидев в каком тот состоянии прибыл в театр.

И вот, режиссёр выходит к публике и говорит:

— Спектакль отменяется ввиду болезни одного из артистов.

Тут же из-за кулис на сцену вываливается пьяный Яков и возвещает:

— Кто сказал, что я болен! Вот он я! Жив, здоров и буду играть!

В зале поднялся шум, свист, а через час пришла милиция, и его арестовали. Тамара, жена Якова, на следующий день вместе с ребёнком уехала в Крым.

— Опять началось, — закончив читать телеграмму, произнесла Татьяна.

— Что началось, тётя Таня?

Лена взяла из рук тётки телеграмму и прочитала: «Выезжаю Рязань 22 февраля Аня». Лена вопросительно посмотрела на свою тётю.

— Да! – Татьяна закивала головой. – Думаю, опять в нашей семье начались тяжёлые дни.

Анну встретили на вокзале. Из вагона она вышла вся заплаканная без вещей.

— Анечка, что случилось? – обнимая сестру, спросила Татьяна.

— Дома, дома расскажу.

И до дома Анна не проронила ни слова. Желание узнать, что случилось, у сестры и племянницы становилось всё сильнее, и как только пришли домой, разделись и сели, две пары глаз вонзились в заплаканное лицо Анны.

Анна попросила воды и после того как утолила жажду, приступила к рассказу.

— Приехала я к Марии в начале февраля. Встретили меня радостно. Ритм жизни, конечно, у них был ненормальный: с утра в театре на репетиции, часа в три приходят домой, перекусят, далее повторяют роли, гладят костюмы и в седьмом часу уходят на спектакль. Возвращаются к часу ночи. Выходных нет.

Лена покачала головой, как бы говоря, что это не хорошо.

— Со мной им стало легче, обед всегда готов, всё поглажено, в магазине, что надо куплено. И вот, как-то раз, в гримёрную входит мужчина. Маша сидит перед зеркалом и снимает грим. Вошедший становится перед ней на колени, объясняется в любви и предлагает стать его любовницей со словами: «Вы ни в чём не будете нуждаться. Я работаю в НКВД». Машу, конечно, это возмутило и она его выгнала. Уходя, он бросил: «Ну, ты ещё меня попомнишь».

— Ах! – Татьяна прижала обе руки к груди.

— С этого дня Машу не покидала тревога, стали сниться странные сны – то её засыпало землёй, то она тонула, а то на неё нападала чёрная кошка. Однажды, в конце февраля, ночью стук в дверь. Спрашиваем: «Кто там?». Ответ: «Откройте! НКВД!». Открыли, входят трое и показывают ордер на обыск и арест. С полчаса происходил обыск, комната превратилась в свалку вещей, книг и бумаг. Ничего не нашли. Марию забрали с собой.

Анна отпила воды из стакана.

— По соседству жил тюремный надсмотрщик, он хорошо знал Машу. Мы с Пашей долго уговаривали его передать ей записку, он боялся, потом согласился, но только один раз. В записке мы её спросили: «В чём тебя обвиняют?». Она ответила: «Я ни в чём не виновата. Аня, уезжай немедленно, все мои вещи увези Лёке. Прощайте».

Лена не сдержалась и громко зарыдала.

— На следующий день мы с Пашей собрали вещи, персидский ковёр, котиковую шубу, платья и туфли сдали в багаж, а наиболее ценные – часы, украшения и новые платья и туфли уложили в чемодан. В этот же день Паша меня посадил на поезд. В купе вместе со мной ехал молодой прилично одетый симпатичный мужчина. Из разговора стало ясно, что он инженер, сейчас в отпуске и едет в Москву к родителям. Поезд до Москвы шёл семь суток, и за это время я с ним поделилась своим горем. «Если украдут чемодан, то я брошусь под поезд» — сказала я ему. Всю дорогу он был ко мне очень внимателен и услужлив. И вот, последняя остановка перед Москвой, стоянка поезда сорок минут. Наш попутчик, глядя в окно, громко сказал: «Смотрите! Смотрите в окно! Какой необыкновенный зверь!», ну мы все и бросились к окну, никакого зверя. Оборачиваюсь, нет ни инженера, ни моего чемодана. Я в милицию, но всё напрасно. А вещи, которые в багаж сдали, все целы.

Анна закончила рассказ и готова была опять расплакаться, но Татьяна её обняла за плечи и успокоила. Лена была поражена рассказом тёти и вновь зарыдала. Обеим тёткам стоило большого труда успокоить племянницу.

— Я больше никогда маму не увижу? – сквозь слёзы спросила Лена.

Никто ей не ответил.

— Она же не враг народа! Она ни в чём не виновата! – и опять началась истерика, Лена стала задыхаться, схватилась за грудь и стала медленно опускаться на пол.

Через несколько лет, в 1956 году, при запросе, Лена получила ответ, что Мария Сергеевна Уралова, арестованная в феврале 1938 года, была расстреляна в июле 1938 года и реабилитирована посмертно.

В тихий майский вечер за чаем состоялся разговор между двумя тётками и племянницей.

— Леночка, скоро заканчивается учёба, — начала разговор Анна. – Куда пойдёшь учиться?

— В Москву поеду поступать.

— Это понятно, — подключилась Татьяна. – В медицинский?

— Нет. Наверное, в педагогический.

— Может в другой? У тебя хорошие оценки, а если закончишь с медалью, то ещё проще будет.

— Леночка, у тебя очень хорошо идёт немецкий язык, и литературу ты любишь, — Анна сделала паузу. – Может быть, в институт иностранных языков, будешь переводить литературные произведения.

У Лены загорелись глаза.

— Да! Я как-то и не думала об этом. Здорово!

Утром Лена проснулась с озабоченным видом.

— Леночка, что случилось?

— Тётя Аня, мне приснилась бабушка Пелагея.

— И что?

— Я ей сказала, куда поеду поступать в институт, а она нахмурилась и недовольно покачала головой.

Анна посмотрела на Татьяну, нахмурилась, а затем перевела взгляд на Лену.

— Или тебя не примут в институт, узнают о твоих родителях или по какой-то причине ты не закончишь институт. Кто знает.

— Первый вариант надо исключить, — Татьяна подпёрла подбородок кулаком и задумалась.

— В смысле, — не поняла её Анна.

— В институте не должны знать, что твои родители арестованы, как враги народа.

При этих словах Лена осуждающе посмотрела на свою тётку.

— Я не хочу тебя обидеть, Леночка, но это суровая действительность. Значит так, запоминай, это будет твоя новая биография.

Все превратились в слух.

— Когда ты была маленькой, твои родители развелись, после чего твоя мать умерла, и я тебя воспитывала. Ты моя приёмная дочь. И это однозначно и обсуждению не подлежит. Мы все придерживаемся этой версии.

На том и порешили. Но судьба на этой же почве приготовила неприятный подарок.

Лена начала сдавать выпускные экзамены, отвечала лучше обычного, но оценки ставили низкие. Это очень огорчало Лену, она ещё больше старалась, но ничего в отношении оценок не менялось, а причина была до банальности простая. Лена по секрету поделилась горем по поводу своих родителей со своей лучшей подругой, Аней, а та рассказала своей подруге Марусе Гришиной, которая была секретарём комсомольской организации школы. И вот, Маруся решила провести комсомольское собрание, на котором собиралась доложить, что в школе вместе со всеми учится дочь врагов народа. Об этой инициативе узнал директор школы и несколько учителей. Собрание не провели, но директор дал указание, чтобы, ни в коем случае дочь врагов народа не стала медалисткой.

28 сентября 1938 года все трое выехали из Рязани: Лена в Москву поступать в институт, а тётки в Крым в населённый пункт Кастрополь. Татьяна устроилась на работу медсестрой, а Анна – паспортисткой, им дали по комнате и мизерную зарплату. Лену на время экзаменов поселили в общежитие на Маросейке.

Место в комнате, доставшееся ей, располагалось у окна. В ночь перед экзаменами кто-то открыл окно, было жарко, и на утро Лена проснулась с головной болью и охрипшая. Но, несмотря на это экзамен по немецкому языку она сдала на «отлично». После экзамена у неё начался жар, и в столовой за обедом она потеряла сознание. Очнулась в институтском медицинском изоляторе.

— Доктор, через три дня у меня следующий экзамен, по физике. Вы меня отпустите?

— Не волнуйтесь, если через три дня у вас спадёт температура, я отпущу на экзамен, а после экзамена вы вернётесь к нам.

Температура к назначенному сроку спала, но все три дня Лена не могла сесть за учебник, слабость и головная боль не позволили ей сделать это. В результате, на экзамене она не смогла решить задачу и ей хотели поставить двойку, но старший из преподавателей не разрешил ставить «два», так как у неё отличная оценка по немецкому языку, а физика в институте не преподаётся. Результат – «три».

Оправившись от болезни, остальные экзамены Лена сдала на «хорошо» и «отлично» и была зачислена на первый курс.

В учебной группе где училась Лена было 15 человек, трое из них – мужчины. Один из них — мужчина в возрасте, который до института работал истопником в каком-то учреждении и учился на рабфаке, а два остальных – молодые парни: еврей с большим горбатым носом и небольшого роста блондин, которого звали Николай. После того как Лена познакомилась с Николаем, тот не отходил от неё ни на шаг. Идут в библиотеку или столовую, Николай обязательно заходит за ней. Лене было приятно его внимание, ей становилось не так одиноко и тоскливо вдали от родных. Она так привыкла к его присутствию, что как только Николая рядом не было, то чувствовала какую-то пустоту. А девушки из группы, завидев Лену одну, смеялись и спрашивали: «А где же ваша половина? Неужели поссорились» или «А мы сейчас видели вашего Чичероне с другой».

Училась Лена прилежно и закончила первый семестр на «хорошо» и «отлично». Студенты разъехались на каникулы по домам, но небольшое их количество осталось в общежитии, ехать им было или очень далеко, или некуда. Осталась в Москве и Лена. Николай тоже не поехал домой, хотя его родители жили не так далеко, в городе Лиски Воронежской области.

Освободившись от учёбы, Николай стал «атаковывать» Лену своей любовью. Этот парень ей нравился, но любви к нему Лена не чувствовала.

— Лена, — донимал её Николай, — я тебя очень люблю, давай поженимся и мы всегда будем вместе.

И так по нескольку раз на дню. И через несколько дней Лена сдалась.

— Хорошо, Коля, я выйду за тебя замуж, но с одним условием.

— Каким?

— Пока не закончим учиться, детей у нас не будет.

Похоже, что этот вариант Николая устраивал, он улыбнулся и многократно закивал головой.

— Ладно. Обещаю тебе, так и будет!

Но до женитьбы надо было всё согласовать с родителями и поэтому решили, что всё оформят после окончания первого курса, а пока, они оставались наедине, когда соседки по комнате уходили в кино или театр.

В конце второго семестра в институт приехала правительственная комиссия, которая отобрала двадцать студентов первого курса для подготовки военных переводчиков немецкого языка. Обучение и проживание для этих студентов определялось на территории Кремля. В эту группу попал Николай. Обучение начиналось с 1 сентября.

— Коля, — начала разговор Лена, когда они начали планировать летние каникулы.

— Мне надо съездить в Крым к маме и тёте, а потом поедем к твоим родителям.

— А может быть потом в Крым, сначала к моим.

— Нет, ты к своим поезжай один. Мама прислала денег и просила купить материала для простыней и ситца на платья. Там купить негде. Я быстро, туда и обратно, — Лена улыбнулась.

— Ладно. Я узнаю, где можно купить ситец.

Всё оказалось не так просто, как думали молодые. Ткань можно было купить только в одном магазине у Красной площади, и то, давали только по 5 метров на человека, а очередь надо было занимать с вечера.

— Коль, — Лена взяла Николая за руку, — что делать, посвятим одну ночь очереди.

Николай тяжело вздохнул:

— Ладно, посвятим.

Поздно вечером ребята подошли к магазину и увидели интересную картину: в районе магазина гуляло много пар, они были в постоянном движении, как только кто-то останавливался, раздавался свисток милиционера, стоять в этом районе было нельзя. Лена взяла Николая под руку, и они стали не спеша прогуливаться вдоль здания магазина. Так прошла ночь. Ноги гудели, в голове было лёгкое кружение от огромного желания завалиться спать.

Недостаток информации сорвал им весь намеченный план. За час до открытия магазина милиционер громко скомандовал: «Становись!». Ребята не поняли, кому эта команда была подана, а когда догадались, было уже поздно.

Вся гуляющая публика одновременно ринулась к магазину, на ходу обнимая друг друга обеими руками за талию, образовывая, таким образом, непрерывную цепь.  Николай и Лена оказались в стороне от мгновенно образовавшейся живой цепи, и им ничего не оставалось делать, как встать в самый конец. Естественно, ткани им в этот день не досталось.

Опыт это великая вещь. На следующую ночь ребята были готовы занять достойное место в очереди желающих приобрести товар, и это им удалось. Они купили пять метров белой ткани для простыней и пять метров цветного ситца. Победа! После ночных похождений целый день отсыпались, и через день Лена уехала в Крым, а Коля в Лиски к родителям.

Естественно, «туда и обратно» у Лены не получилось, зависла она в Кастрополе на три недели. Каждый вечер в парке на «пятачке» для отдыхающих организовывали танцы, вот туда Лена и бегала каждый вечер.

— Девушка, можно пригласить вас на танец, — приглашение озвучил рыжий веснушчатый парень

Оглянувшись по сторонам, в надежде на лучший вариант, Лена нехотя согласилась, подписав, таким образом, себе приговор. Танец за танцем рыжий парень приглашал её, тем самым лишив Лену возможности найти себе другого партнёра.

Со временем она привыкла к Павлу, весёлому рыжему парню, и дни полетели, как осенние листья с деревьев, быстро и незаметно. Но когда Лена вернулась в реальность, она поняла, что надо срочно уезжать.

— Тётя Таня, тётя Аня, — быстро заговорила она как-то вечером, — мне надо срочно уезжать.

— Что так быстро?

— У меня в Воронежской области есть жених, Николай, и мы собираемся пожениться, поэтому мне надо срочно к нему, познакомиться с его родителями.

— Это, конечно, хорошо, но мы-то его не видели, — с некоторым возмущением сказала Татьяна.

— А как же твой, этот рыжий? – задала вопрос Анна.

— Павел не мой, он просто знакомый, а Николая вы увидите потом. Обязательно. Если Павел заявится, то скажете ему, что я срочно уехала, а куда, вы не знаете.

Вот такая была выработана стратегия и на следующий день Лена уехала.

— Ты куда пропала?! – в голосе Николая чувствовались железные нотки.

— Коля, так получилось, — виновато ответила Лена.

— Как, так?

— Не спрашивай, там много чего, по-другому не смогла.

— Я уже думал, что-то случилось.

— Ну что со мной могло случиться?

— Всякое!

— Только не со мной. Ты будешь меня отчитывать или с родителями знакомить?

— Ладно. Поехали знакомиться.

Знакомство прошло гладко и родители без каких-либо проблем дали согласие на женитьбу.

Остатки каникул прошли в походах в кино и прогулках в парке. Догуляв каникулы, молодые вернулись в Москву, Николай убыл на территорию Кремля, а Лена в институтское общежитие. Два раза в месяц Николая отпускали на несколько часов в увольнение, но остаться наедине им больше так и не удалось.

Осенью 1939 года Иван Наместников приехал в Кастрополь и уговорил свою жену Анну уехать с ним в Сибирь. Практически сразу после отъезда сестры, Татьяна попала под сокращение и её уволили. Лена не могла оставить свою тётю в таком положении и, посовещавшись с Николаем, написала ей письмо, в котором предложила поехать в город Лиски к родителям Николая, они обещали сдать ей комнату и помочь устроится на работу. Не откладывая в долгий ящик, Татьяна уехала в Лиски.

В начале декабря Лена встретилась с Николаем, выглядел он каким-то озабоченным.

— Бери паспорт и пошли на почту, там тебе письмо «До востребования».

— От кого?

— А я знаю? Говорю это сестре пришло, а они «Не положено, пусть сама приходит».

— Я никому свой адрес не давала.

— Не знаю, не знаю, — как-то странно произнёс Николай.

Письмо оказалось от рыжего из Крыма.

— Какая чушь! – улыбаясь, сказала Лена, прочитав начало письма.

Но Николай, глядя через плечо подруги, успел прочитать написанное.

— Значит, любит! – чуть не закричал Николай. – Значит, вам было хорошо вдвоём!

— Коля! Ты что? Ничего не было!

— Он же пишет другое!

— Да придумал он это всё. Не было ничего! Клянусь!

Николай резко развернулся, бросив через плечо: «Я тебе не верю!» и ушёл. Лена смотрела вслед уходящему, не находя слов для оправдания.

И надо было такому случиться, что вечером этого же дня в общежитие пришёл Павел.

— Ты как здесь оказался, — спрашивала Лена с широко открытыми от удивления глазами.

— Еле тебя нашёл. Очень захотелось увидеть.

— Ты с ума сошёл. У меня учёба, мне некогда.

— Лен, но очень хотелось, — виновато улыбался Павел.

Как по расписанию через день Павел приходил в общежитие и уговаривал Лену сходить погулять. Николай не показывался, и Лена согласилась на прогулки с Павлом.

О всех своих приключениях Лена написала в письме тёте Тане. Через несколько дней после отправки письма Татьяне в общежитие пришёл Николай и его вид говорил о том, что ждать от встречи с ним чего-либо хорошего не придётся.

— Что!? Любовника завела?! – чуть не кричал Николай.

— Ты что шумишь? На уши всё общежитие поставишь. Какой любовник? С ума сошёл?

— Это ты с ума сошла! Я всё знаю! Павел Орлов твой любовник!

— Никакой он не любовник, он просто мой знакомый! — немного подумав, Лена добавила. – А ты откуда о нём знаешь?

— Отец написал!

И тут Лена поняла, что происходит. Отец Николая работает начальником почтового отделения в Лиски, значит, он вскрывал и читал переписку с Татьяной.

— Какая подлость! Как же подло и низко читать чужие письма.

— Не подлее, чем заводить любовника.

— Я не хочу больше тебя видеть! Уходи!

— А…

— Между нами всё кончено! – решительно прервав Николая, Лена ушла.

В своей комнате она села за стол, достала бумагу и начала писать письмо тёте, в котором описала происшедшее, порекомендовала немедленно уехать в Рязань, там всё-таки есть знакомые и они помогут устроиться. Немного подумав, Лена взяла небольшой листок бумаги и написала на нём «Куда лезешь, свинья!», потом вложила в конверт письмо вместе с запиской и запечатала его.

Ночью Лена не могла никак заснуть. В голове всё время прокручивался разговор с Николаем, из темноты возникали образы Павла, Николая и его отца. Потом она твёрдо решила, что с мужчинами она больше заводить знакомств никаких не будет, по крайней мере, до окончания института, а Павлу запретит приходить раз и навсегда. После принятого решения она успокоилась и заснула.

Вот так закончилось несостоявшееся замужество, так пришлось столкнуться с человеческой подлостью.

Окончив второй курс на «отлично», Лена уехала на каникулы в Рязань к тётке. Там она с радостью встретилась с одноклассницами, зашла в школу навестить учителей. Правда, новости, которые она узнала о своих одноклассниках, её не порадовали. Шёл 1940 год. Финская война. Трое ребят из класса погибли, несколько человек получили увечья, лишившись рук, ног и зрения. Настроение в конце каникул упало, стали в голову приходить воспоминания о последних школьных годах и о родителях.

Учебный год начался тяжело — настроение не улучшилось, постоянно не высыпалась из-за бессонницы, не успевала изучать необходимую литературу. В таком режиме прошёл весь семестр, и как результат — одна «тройка» в сессии по немецкой средневековой литературе. Вначале Лена не придала особого значения такому результату сдачи экзаменов, но подойдя к доске объявлений, она поняла весь ужас создавшейся ситуации. На большом листе бумаги было написано крупными буквами: «Постановление Правительства. На стипендию назначаются только студенты, имеющие все оценки «отлично» и «хорошо». Пересдача предметов не разрешается».

— Как же я жить-то буду? – тихо задала она сама себе вопрос.

Два дня проплакала, но потом взяла себя в руки, слезами горю не поможешь. От мамы остался у Лены отрезок крепдешина на платье. Вот его она и сдала в комиссионный магазин, получив 200 рублей. На эти деньги надо было прожить семестр, а потом на каникулах устроится работать.

Тактику выживания Лена отработала до копейки. На завтрак в столовой она брала стакан сладкого чая за 5 копеек и несколько кусков хлеба, который бесплатно лежал на тарелках. Обед покупала полный, заплатив от рубля до полутора. На ужин уносила в общежитие, опять-таки, бесплатный хлеб. Всё свободное время она посвящала учёбе. К весне у неё всё чаще кружилась голова и чувствовалась слабость во всём теле, сказывалось скудное питание.

15 июня началась сессия. Сдали первый экзамен, второй был назначен на 23 июня 1941 года.

Радиорепродуктор на ночь девушки решили не выключать, чтобы в 6 часов встать и начать заниматься. 21-го числа вечером легли спать пораньше и несмотря на воскресенье, встать договорились, как обычно в 6 часов. В пятом часу вдруг началась трансляция по радио и голос Левитана произнёс: «Внимание! Внимание! В пять часов слушайте важное правительственное сообщение!», затем пауза на несколько минут и вновь повторяется эта фраза.

Девушки сели и вопросительно посмотрели друг на друга.

— Чтобы это могло быть?

— Наверное, кто-то важный в правительстве умер.

— Может быть – Сталин?

Во взглядах говорящих появился испуг.

— А может какое-нибудь стихийное бедствие, — уверенно вставила Лена.

До назначенного времени девушки сидели, молча ожидая обещанного сообщения.

Ровно в 6 часов зазвучал взволнованный голос Левитана:

— Внимание, говорит Москва. Передаем важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, в 4 часа утра, без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза …

— Девочки! Война!

Ещё не осознав происходящего, каждая из находящихся в комнате почувствовала внутри себя животный страх, который выползал из глубины души. Пропала способность говорить и двигаться. Но это было какое-то мгновение.

— Поехали в институт! – эта фраза привела всех в чувство. — Может быть, в комитете комсомола, будут какие распоряжения!

Проходя по улицам города, девушки наблюдали одну и ту же картину — у закрытых магазинов собирались большие очереди.

— Что происходит? — громко, как бы сама себе, Лена задала вопрос.

— Война, — кто-то коротко бросил из очереди.

Вечером, когда девушки возвращались в общежитие, очередей уже не было, а пустые магазины были закрыты.

Через несколько дней ввели хлебные карточки и в студенческой столовой перестали выкладывать на столы хлеб. С питанием у Лены возникли трудности, из-за ночных тревог она недосыпала, слабость давала о себе знать и как результат две тройки по итогам семестра. Стипендию платить не будут, а жить не на что и Лена решает уехать в Рязань.

— Ленка! – чуть ли не с криком вбежала в комнату подруга. – Объявили, что с завтрашнего дня въезд и выезд из Москвы будет запрещён, а ты собиралась уезжать…

— Всё! Тянуть больше некуда, — с этими словами Лена кинулась собирать вещи. Тетради и книги быстро сложила в корзину, беспризорно стоявшую в коридоре, и сдала на хранение в кладовую.

— Всё, девочки! Прощайте!

— Ой, Ленка! – все трое кинулись обниматься.

После короткого прощания Лена быстро направилась к двери, остановилась, оглянулась на мгновение и побежала по коридору.

На вокзале она узнала печальную новость, последний поезд в сторону Рязани ушёл. На путях стоял военный эшелон. Лена, недолго думая, побежала в сторону этого поезда.

— Ребятки! Куда направляетесь? – задыхаясь, после бега с чемоданом, спросила Лена.

— На Рязань!

— Возьмите меня с собой, опоздала на последний …

По протянутым из теплушки рукам она поняла, что её берут с собой. Кто-то соскочил, подхватил чемодан, закинул его в вагон и помог Лене забраться.

Поезд тащился до Рязани шесть часов, но Лена не замечала долгой дороги, она крепко спала в углу теплушки, положив голову на чемодан.

— Как я рада тебя видеть, — сквозь слёзы проговаривала Татьяна, обнимая племянницу. – Как я рада.

— Тёть Тань, я к тебе, наверное, надолго. Потом доучусь, когда весь этот ужас закончится. 

— Конечно, закончится, — вытирала слёзы Татьяна. – Проживём. Что-нибудь да придумаем.

В Рязани открыли эвакуационный госпиталь, в который со дня на день должны были прибывать раненые, вот туда и устроили Лену разнорабочей.

— Обязанности твои, девонька, несложные, — давал наставления хромой одноглазый завхоз, которого все звали по отчеству – Макарыч. – Главное, чтобы всё было к нужному времени выполнено. Ясно?

— Да. А что должно быть выполнено?

— Всё, что положено тебе. Куда! Куда понёс! Это в перевязочную! Так вот, — продолжал Макарыч, не забывая единственным глазом следить за происходящим вокруг, — за тобой стирка белья, мытьё полов и открывать и закрывать вон те ворота, когда будут прибывать машины с ранеными. Ясно?   

— Чего уж тут не ясно, — вздохнула Лена, — ясно.

В конце июля начали прибывать раненые. Первые дни для Лены выдались тяжёлыми, она никак не могла прийти в себя от стонов и криков, которые, не переставая, доносились с разных сторон.

Однажды, когда Лена проходила по коридору, кто-то схватил её за подол халата и закричал:

— Зачем! Зачем я живой!

Это был молодой казах с забинтованным животом, через бинты просочилась кровь, а его узкие глаза от напряжения и боли округлились.

Лена вырвалась, заткнула уши и побежала на улицу. В дверях она столкнулась с Макарычем.

— Девонька, ты что?

Встретив неожиданное препятствие, Лена уткнулась лицом в грудь завхоза и громко зарыдала.

— Э-э-э, — протянул Макарыч. – Крепись. Много ещё горя будет, много несчастья увидишь. Это, девонька, война. Штуковина страшная.

В августе начали бомбить Рязань. С объявлением воздушной тревоги завывали сирены и им подвывали заводские и паровозные гудки, это ещё больше добавляло людям страха. 

Лена с Татьяной снимали комнату в небольшом доме, который стоял рядом с кладбищем. Во время воздушной тревоги они бежали на кладбище, ложились между могилами, и на Татьяну нападала «медвежья болезнь».

— Вот, если случится умереть здесь, — то ли смеясь, то ли плача, каждый раз говорила в темноте Татьяна, — так ведь в дерьме и закопают.

Пришёл приказ об эвакуации госпиталя на Урал, для сотрудников довели распоряжение о том, что если кто хочет остаться в Рязани, могут уволиться. Уезжать из города Лене не хотелось, но и без работы здесь будет сложно жить. Посовещавшись, две женщины решили уехать в Сибирь к Анне, тем более, по радио объявили, что если у кого есть родственники в Сибири, то можно в НКВД получить разрешение и выехать к ним.

Вечером Татьяна пришла домой явно не в весёлом настроении. Лена вопросительно посмотрела на тётю.

— Меня не отпускают с работы, — медленно выдавила из себя Татьяна.

— Что будем делать?

— Я уже думала об этом, — Татьяна посмотрела в глаза Лене. – Мы уедем тайно, я на работе ничего не скажу. Просто уедем.

— Я расчёт получила, — Лена достала деньги. – Думаю, нам на двоих хватит.

— Я разговаривала с хозяйкой нашего дома, Клавдией, она работает в типографии, где печатают  хлебные карточки, обещала дать пять штук.

Через день Лена получила в НКВД разрешение на выезд, а Татьяна получила четыре двухкилограммовые буханки белого хлеба. Утром следующего дня отправились на вокзал.

Вокзальная площадь была полностью забита людьми вперемежку с чемоданами и баулами. Билетов на поезд не было. К начальнику вокзала пробиться невозможно. От безвыходного положения люди хаотично перемещались от здания вокзала на платформу и обратно. Всё время в толпе проносилась противоречивая информация, которая только усиливала шум и вносила ещё большую неразбериху в сложившуюся ситуацию.

— Внимание! – раздалось из вокзальных громкоговорителей. Как по мановению волшебной палочки наступила тишина. Говорил начальник вокзала. Он объявил, что принято решение сформировать дополнительный поезд из грузовых вагонов. Билеты получат все. До ночи поезд будет отправлен на восток.

Как только громкоговорители замолчали, людская масса двинулась в сторону здания вокзала. К вечеру все желающие получили билеты, и началась посадка на поезд. Состав стоял в стороне от вокзала и чтобы забраться в вагон при отсутствии платформы, да ещё и с вещами, надо было очень постараться.

Вначале никак не удавалось посадить Татьяну, которая обладала достаточно большими размерами тела, к тому же люди, опираясь друг на друга, чуть ли не по головам, плотным потоком так же пытались влезть в вагоны. Когда вагон больше чем на половину был уже набит людьми, с помощью двух чемоданов Татьяне удалось подняться в вагон. Внутри вагон не был оборудован для перевозки людей, поэтому все плотно разместились на полу, сидя на своих вещах.

До наступления темноты, как и обещал начальник вокзала, состав отправился в путь. Ехали молча, слышен был только детский плачь и монотонный стук колёс на стыках рельс. От этого стука сознание постепенно начинало отключаться и уставшие за день люди проваливались в сон.

Когда поезд первый раз остановился, спавшие проснулись, все стали вопросительно и тревожно смотреть друг на друга. От паровоза по вагонам пронеслось: «Остановка!». Сколько состав стоял никто не мог сказать, но после паровозного гудка поезд поехал, медленно набирая скорость.

Остановки стали частыми, складывалось впечатление, что поезд останавливался почти у каждого столба. Мужчины приспособились быстро выскакивать на остановках по нужде. Паровоз каждый раз оповещал всех о начале движения. Женщины не решались высаживаться из вагона, в памяти крепко сидела ужасная посадка в Рязани. Однако, с темнотой они приспособились по малой нужде ходить на кастрюлю.

— А если захочется по большому? – подумав, с ужасом спросила Лена.

— Давай пока воздержимся от еды, до станции, — со знанием дела ответила племяннице Татьяна.

Через двое суток прибыли на какую-то станцию, где всех высадили. Надо было прокомпостировать билеты, чтобы доехать до Новосибирска. Опять толпа, шум, толкотня. Памятуя опыт предыдущего отправления, Лена,  не дожидаясь информации о наличии билетов, потихоньку пробилась к кассе. И тут сообщили, что последний пассажирский поезд до Новосибирска пойдёт завтра, на него выдадут только 10 билетов и только по спецпропускам, далее будут следовать только товарняки. Лена, оказавшись около кассы, решила стоять насмерть и добыть два билета любым способом. Она достала разрешение на выезд и внимательно рассмотрела его. Документ был напечатан на бланке НКВД и скреплён круглой печатью. Лена решила для себя, что это был шанс.

Утром, когда открылась касса, Лена первой сунула бумагу в окно и громким уверенным голосом произнесла:

— У меня спецпропуск на два человека!    

Кассирша бросила взгляд на бланк и печать и закомпостировала два билета. Активно работая локтями Лена стала быстро пробираться сквозь толпу в сторону места, где она оставила тётку с вещами.

— Тёть Тань, достала билеты. Пошли, сейчас поезд подойдёт.

— Ну, всё, — облегчённо вздохнула Татьяна, — закончились наши мучения.

Подошёл поезд. Лена с Татьяной подошли к своему вагону, но проводник перегородил собой вход.

— Не пущу ни одного человека! — громко объявил он. – Вагон набит битком! В тамбуре стоят!

Лена достала из кармана все оставшиеся деньги и протянула их проводнику, но тот отстранил руку девушки.

— Говорю же, нет мест!

Раздался сигнал отправления поезда. Лена быстро сунула деньги в карман проводнику и подтолкнула Татьяну на подножку вагона, затем залезла сама. Проводник немного отстранился, и женщины пробрались в тамбур, дальше идти было некуда – весь проход в вагоне был забит людьми, сидящими на своих вещах.

— Значит, будем ехать в тамбуре, — заключила Лена.

— Зато туалет рядом, — улыбнулась Татьяна.

Восемь дней с бесчисленным количеством остановок тащился поезд до Новосибирска, где женщины пересели на другой поезд, который доставил их до маленькой станции в 5 километрах от города Ленинск-Кузнецкий.

— Эту дорогу я не осилю, — Татьяна виновато посмотрела на племянницу.

— Вот что, тёть Тань, оставайся здесь с вещами, а я пойду пешком, разыщу тётю Аню и мы за тобой придём.

— Ну, на это у меня сил хватит.

Когда Лена добралась до дома, где жила Анна, Иван собирался на работу, к тому времени он занимал должность главного бухгалтера треста столовых и ресторанов города.

— Так, девочки, — быстро заговорил он, — ждём меня, я скоро буду и вопрос с Татьяной мы решим.

Через полчаса Иван въехал во двор дома, сидя на телеге, запряжённой пёстрой лошадью.

— Леночка, быстренько поехали, а то мне ещё надо на работу.

Без приключений добрались до станции, забрали Татьяну и вернулись обратно. Дом, в котором жили Анна с Иваном, был небольшой и состоял из одной комнаты и кухни, все удобства были на улице. Большая печь располагалась между комнатой и кухней, обогревая в холодное время оба помещения. Рядом с домом имелся небольшой огород.

— Да, не просто нам дались эти дни, пока мы добирались до тебя, сестрёнка, — говоря эти слова, Татьяна рассматривала снятое с себя бельё. – Обзавелись в дороге попутчиками.

— Никак вши?

— Они родимые, они.

— Лёка, давай в аптеку. Здесь рядом. Купи ртутную мазь.

Пока Лена ходила за мазью от педикулёза, Анна поставила греть воду.

— Так, девочки, мыться и переодеваться, — скомандовала Анна.

Два дня ушло на кипячение, стирку и проглаживание горячим утюгом белья прибывших. А когда со вшами было покончено, стали решать, как жить дальше.

— Я вот что думаю, — начал разговор Иван, — давай-ка я тебя, Леночка, устрою работать в столовую счетоводом-калькулятором.

Лена подняла брови.

— Ничего страшного в этом нет, — продолжил Иван. – За неделю я научу тебя считать на счётах и составлять калькуляцию.

— Это тебе не полы в госпитале мыть, — вставила Татьяна.

— Да, да. Так вот, поработаешь некоторое время, а там, если меня не заберут в армию, переведу бухгалтером, научу бухгалтерии и составлять баланс. Вот так.

Лена оказалась достойной ученицей и быстро освоила науку счетовода.

Через два месяца, вечером, придя домой, Лена увидела Анну с красными от слёз глазами.

— Тёть, чего случилось?

— Ивана в армию забирают.

— Ну, мы ожидали этого, — начала успокаивать Лена.

— Ой, тут история такая. Его в стройбат направляют. Он же чего учудил-то. В январе его направляли на курсы переподготовки младшего комсостава, а у него годовой отчёт в бухгалтерии.

— И?

— Для него работа была важней, так вот он взял и вписал себе в билет, что прошёл эти курсы, будь они не ладны. А теперь всё раскрылось. Его разжаловали в рядовые.

— Ой, дядя Ваня, дядя Ваня.

— Так какой из него строитель, ему уже сорок два года и здоровья совсем нет.

На следующий день после разговора семья проводила Ивана на фронт. Через месяц получили от него письмо – он под Москвой, в штрафном батальоне. Следующее и последнее письмо пришло в начале 1942 года. Большая часть письма цензурой была замазана чёрной тушью, а из оставшейся части узнали о том, что здоровье его ухудшилось, болят ноги и печень, мечтает всех увидеть, а Анне написал: «Если вернусь живым, я сделаю твою жизнь прекрасной». Больше писем от Ивана не было. Позднее сообщили, что он пропал без вести.

В столовой, где работала Лена, призвали в армию бухгалтера. Всё произошло так быстро, что не было времени позаботиться о замене и Лену поставили на должность бухгалтера, а вместо неё обещали прислать калькулятора. Прошла неделя, обещанного специалиста нет. Работать становится всё труднее, работа за двоих валит с ног.

— Вы неделю назад обещали прислать мне калькулятора, до сих пор его нет, — возмущалась Лена в кабинете начальника треста столовых.

— А что, его ещё нет? Приказ пять дней назад подписан. Голубушка, сходите к нему сами и узнайте в чем дело.

Что делать? Лена взяла адрес и отправилась в столовую, где работал её будущий калькулятор. Приходит на место и видит такую картину: сидит черноволосый, похожий на грузина, молодой человек и ест блины со сметаной.

— Вы почему не выполняете приказ треста столовых?! – с порога выстрелила Лена.

— Во-первых, здравствуйте!

— Здрасьте!

— Девушка, вы о чём? Какой приказ? – не поворачивая головы, спросил вкушающий блины человек.

— О переходе в другую столовую на должность калькулятора!

— А-а-а. Так я не хочу, меня тут всё устраивает. Видите, мне блинчики испекли. А вы кто будете? – молодой человек повернулся к Лене и их взгляды встретились.

— Я старший бухгалтер столовой, — уже спокойней заговорила Лена. – Мне тяжело одной, я не успеваю всё делать. Нужно не только составлять калькуляцию, но и снимать остатки в кладовой, на кухне, в буфете, в кассе и сверять с документами.

Лена имела такой жалостливый вид, что лицо молодого человека из безразличного стало добрейшим.

— Хорошо, завтра я приду к вам. Кстати, — он встал и протянул руку, — Григорий Васильев.

— Елена Уралова, — ответила Лена, протянув в ответ свою руку.

На следующий день Григорий пришёл в столовую. Лена сразу и не узнала его. Вчера она видела его сидящим на стуле, а сейчас … Стоит в дверях высокий крепкий парень и улыбается.

— Доброе утро, Елена Уралова! Я прибыл, разрешите приступить к работе?

— Разве что осталось раскланяться, — улыбнулась Лена.

— А я и могу, — с этими словами Григорий глубоко поклонился, широко разведя руками.

Григорий оказался весёлым, остроумным парнем.   Он был на четыре года моложе Лены, хотя, если посмотреть со стороны, то Григорий выглядел старше своего начальника. Познакомившись поближе, Лена узнала, что судьба у Григория тоже непростая. Его отец был работником у зажиточного крестьянина, полюбил дочь своего хозяина, и когда ей исполнилось 15 лет, он женился на ней. Григорий родился, когда его маме было 16 лет. Через несколько лет семья переехала от деда в другой город, а вскоре пришло известие, что дед раскулачен и отправлен в Сибирь, больше о нём ничего не слышали. У Григория было ещё две сестры. Вера пятнадцати, лет после перенесённого полиомиелита выросла горбатенькая, и Нина, которой было одиннадцать лет. Отца с началом войны забрали на фронт, мать не работала, вела домашнее хозяйство. Так что заботы о семье легли на молодого парня, окончившего в прошлом году школу.

Молодые люди быстро подружились, Григорий каждый вечер провожал домой Лену, развлекая разговорами на разные темы. Как-то он спросил:

— А как будет по-немецки «Я тебя люблю»?

— Их либэ дих, — ответила Лена, ни о чём не подозревая.

— Их либэ дих, — повторил Григорий.

— Да, правильно, — подтвердила перевод Лена.

— Их либэ дих! Их либэ дих!

— Ну, всё правильно. Сколько ещё будешь повторять?

— Пока ты не ответишь.

— Пожалуйста. Их либэ дих нихт.

Григорий помрачнел, улыбка исчезла с его лица.

— Ну что ты насупился? Ты в шутку спросил, я в шутку ответила. Мы квиты.

Проводив Лену до калитки, Григорий как обычно подал ей свою руку. Пожимая ладонь друга, Лена почувствовала, как она дрожала. Лена подумала, что вот ещё незадача, разговор был в шутку или всерьёз. Дойдя до двери дома, она обернулась. Григорий стоял у калитки и смотрел на Лену. Она улыбнулась и тут она поняла, что он ей больше не безразличен.

Наступил май 1942 года. Весна. Природа в буйном цветении, ей нет дела до войны и людских страданий.

Григорий пришёл на работу уставший с опухшим лицом и синяками под глазами.

— Гриша! Что с тобой!? – чуть ли не закричала Лена, увидев Григория.

— Вчера маме принесли похоронку на отца. Она так кричала, что временами теряла сознание. Всю ночь сидели с ней. Я так боялся …, — у Григория из глаз полились слёзы, он хотел ещё что-то сказать, но приступ рыдания не дал ему этого сделать.

— Гришенька, милый, всё это ужасно, но надо взять себя в руки и успокоиться. Ведь ты теперь отвечаешь за всю свою семью. Я тебя сегодня отпускаю с работы. Иди домой, будь с мамой, успокой её. Скажи ей, что это может быть ещё неправда. Сколько было случаев, когда после похоронки приезжали домой живыми.

На другой день, когда Григорий пришёл на работу, Лена спросила:

— Ну, как мама?

— Успокоилась, сказала только: «Мы будем ждать его всю жизнь».

На глазах у Лены выступили слёзы.

— Гриша, ты знаешь, я ведь сирота. Моих родителей посадили в тюрьму, и я не знаю, живы ли они или нет. А тётя Таня мне не мать, она сестра моей мамы. Ты только, пожалуйста, никому об этом не говори, а то и меня могут отправить вслед за ними. Ты же знаешь, какое у нас правило: одного посадят, а за ним и остальных в семье заберут, включая детей.

— Не беспокойся, — серьёзным, но каким-то мягким голосом ответил Григорий, — я никому не скажу. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с нашей первой встречи.

— Я, кажется, тоже впервые полюбила.

Глаза Григория засветились от счастья, он готов был расцеловать свою возлюбленную, но они находились в конторе, и это сдержало его.

Провожая в очередной раз Лену, Григорий спросил:

— Когда же мы поженимся?

— Надо подождать, — Лене так хотелось, чтобы Гриша правильно понял её. – У вас ещё сильна боль об отце. Лучше приурочить нашу свадьбу к какому-нибудь большому празднику, например, к Новому году. Да и мне надо познакомиться с твоей семьёй.

— Хорошо, — последовал грустный ответ, — давай так и сделаем.

В августе Татьяна устроилась на работу в медпункт совхоза в 15 километрах от города, там же ей дали комнату для проживания. А Анна уехала на два дня к родственникам мужа в соседний город, и Лена осталась дома одна. В это время в городе были часты ночные грабежи домов, где жили одни женщины. Лене было страшно ночевать в пустом доме, и она попросила Григория побыть с ней. Спать они легли в разных постелях, но скоро он пришёл к Лене, и та после страстных поцелуев уступила ему …

  Через месяц Лена поняла, что она беременна.

— Как некстати, — первой ответила на новость Татьяна.

— А что делать? Надо рожать, — поддержала племянницу Анна.

— Не рожать, а аборт делать.

Лена молча, сидела между тётками и слушала их разговор со щемящим сердцем. Она понимала, что сейчас не время, и что Гришу вот-вот призовут в Армию, но она очень хотела сохранить ребёнка.

— Я всё устрою! – неунималась Татьяна.

— Что ты сделаешь? – наступала Анна. – За это статья, пять лет! А к каким-нибудь бабкам, так, сколько баб помираю от их знахарства!

— Я всё знаю! Поэтому с умом всё сделаю.

Татьяна осталась при своём мнении. Из деревни она привезла поросёнка, с врачом договорилась, что та операцию сделает у себя дома.

— Всё, я договорилась!

— О чём? – Анна, явно понимая, о чём идёт речь, на всякий случай переспросила сестру.

— Лена, готовься, завтра пойдём к знакомому врачу, и тебе она сделает операцию.

— Завтра, — медленно начала Лена, — я иду в военкомат на врачебную комиссию для призыва в армию.

— Как в армию? – в один голос спросили тётки.

— Вот повестка, сегодня принесли.

Все замолчали. Анна, теребя дрожащими пальцами платок, непрерывно закивала головой.

На следующий день, придя в военкомат, Лена встретила в коридоре толпу молодых девушек. Стали вызывать в кабинет по 10 человек. Зашли. За столом сидят два человека в военной форме и три врача: терапевт, отоларинголог и гинеколог. Все мужчины.

— Снять всем одежду и встать в одну шеренгу лицом к столу, — скомандовал военный.

Сгорая от стыда, с покрасневшими лицами, девушки медленно начали раздеваться, отводя друг от друга глаза.

— Быстрей! – прозвучала команда.

После того как все построились перед столом, тот же военный, что подавала команду, подошёл к первой стоящей в шеренге.

— На что жалуетесь?

— Ни на что, — робко ответила девушка.

Врачи начинают её осматривать и прослушивать, затем, звучит вердикт: «Годна!». Переходят к следующей, и повторяется та же процедура. Вскоре группа подошла к Лене.

— На что жалуетесь?

— Я беременна.

— Сколько месяцев?

— Два.

— Замужем?

— Нет.

— Ах ты, сучка! Люди на фронте дерутся, а ты в тылу развлекаешься! Гинеколог, проверьте её!

Гинеколог увёл Лену за ширму и после осмотра объявил: «Да, действительно, два месяца беременности».

— В сторону, — прозвучала резкая команда, у Лены бешено заколотилось сердце.

Уже дома, Лена рассказала о том, как проходил осмотр.

— Ну, пусть остаётся ребёнок, — объявила приговор Татьяна, потом мягче добавила, — лишь бы тебя не забрали на фронт.

Немного подумав, Татьяна улыбнулась:

— А поросёнок пусть остаётся у врачихи, не забирать же его, — после чего вздохнула и добавила, — правда, мяса мы не видели уже больше года.

Через несколько дней Татьяна принесла в мешке четыре курицы. Решили за ними ухаживать в надежде на то, что будут получать от них яйца.

— Вот, я известь достала, — довольная Анна поставила на пол увесистый узел.

— Это для чего? – с удивлением спросила Татьяна.

— Как? Соседи подсказали, чтобы скорлупа образовалась у яиц курам надо давать клевать известь.

— Понятно. Ну, так давай, займись этим.

Утром следующего дня Анна пришла со двора бледная с дрожащим подбородком.

— Тёть Ань, что случилась?

— Куры. Наши куры подохли.

— Как подохли?

— Я сходила к соседям. Мне сказали, что известь должна была быть гашёной, а у нас …, — договорить фразу она не смогла из-за хлынувшего потока слёз.

В октябре Григорию пришла повестка из военкомата.

— Мне предписано через два дня прибыть на вокзал с вещами.

— Ой, Гришенька, — Лена обняла парня и прижалась головой к его груди.

— Спокойно, спокойно. Я в порядке, а вот мама с сёстрами …, как они будут без меня жить.

— Ты не волнуйся, Верочку я возьму на твоё место, постараюсь быстро научить её делать калькуляцию. И о маме не беспокойся, попробую устроить её в столовую помощником повара.

Григорий своими ладонями поднял голову любимой, посмотрел в глаза и сказал:

— Ты только жди меня, я обязательно вернусь. Если родится сын – назови его, как захочешь, а если дочь – назови Надеждой, на наше счастливое будущее.

 На вокзале, провожая Григория, все дружно плакали и поочерёдно обнимались. Когда подали команду «По вагонам!» мама Гриши громко вскрикнула и упала в обморок, а обе сестрички кинулись к брату, обняли его и ещё громче зарыдали. Лена в это время приводила в чувство маму Григория с помощью нашатырного спирта, который ей предусмотрительно дала с собой Татьяна. Григорий поцеловал пришедшую в чувство мать, затем сестёр и Лену.

— Лена! – кричал он уже из вагона, начавшего движения состава. – Жди! Обязательно жди!

— Лёлечка, — одна из сестёр Гриши взяла Лену за руку. — Ты же нас не бросишь? Мне страшно за маму.

Лена посмотрела в большие детские мокрые от слёз глаза, обняла за плечи и, глядя вслед уходящему поезду, сказала:

— Не брошу, Верочка.

Григория направили в военное училище под Красноярском. Когда там  узнали, что он работал бухгалтером, начальник училища распорядился отправить его в колхоз. Лично инструктируя, полковник сказал:

— У нас есть подсобное хозяйство в деревне. Мне доложили, что ты работал бухгалтером, вот я тебя и назначаю заведующим подсобным хозяйством. Обратишься к председателю колхоза, он устроит тебя к кому-нибудь в дом жить.

Всё это Григорий описал в своих письмах, которые часто приходили Лене и его маме — Александре Петровне. Месяца через четыре письма стали приходить реже, а потом 3 месяца не было ни одного письма. Это обстоятельство всех взволновало, и Лена написала письмо начальнику училища. Очень быстро от Григория пришло письмо, в котором он написал, что полковник устроил ему взбучку, а не писал он потому, что зашился с делами, и у него не было времени сесть писать письма.

В апреле 1943 года работникам столовой дали в 15 километрах от города по 7 соток целинной земли для выращивания овощей. Надо было идти на раздел участков, а транспорта никакого нет, и Лена на восьмом месяце беременности. Лена, подвязав большой живот платком, пошла на выделенный участок вместе с тётей Аней пешком. К месту назначения они дошли нормально, но на обратный путь сил уже не было. Делать-то нечего, надо идти. Пошли.

— Ой, тёть Ань, сейчас рожу, — с этими словами Лена начала присаживаться.

— Ленка, стой! – тётя Аня подхватила племянницу под руки. – Не садись! Идём, идём потихоньку.

Видят, едет мужик на телеге, запряжённой худющей лошадью.

— Дядечка, помоги, — Анна взялась за край телеги. – Тяжело девоньке. Подвези до города, пожалуйста.

Мужик посмотрел с прищуром, сплюнул на землю.

— Муж-то, поди, на фронте, а ты тут выкобеливаешься с кем-нибудь, — сплюнул ещё раз и добавил, — вот и рожай теперь в поле.

С этими словами он свистнул, хлестнул лошадь кнутом и крикнул: «Ну-ка!». На эти действия лошадь никак не отреагировала, только фыркнула и продолжила свой монотонный путь.

— Больше не будем никого просить, — тяжело вздохнула Лена, — как-нибудь дойду.

— А давай будем идти и про себя молиться. Бог услышит и поможет, — предложила тётя Аня.

— Давай. А я не знаю ни одной молитвы.

— Я тоже, — Анна немного подумала и добавила, — давай сочинять и нам легче будет.

Так они и шли, тихо произнося на ходу придуманные молитвы. Как они дошли до дома, они и сами не поняли, но роды не состоялись.

Больше Лена на свой участок не ходила.

Надо было вскопать целину и посадить картофель. За это дело взялась тётя Аня. Одна. Утром уходила, вечером приходила чуть живая. За несколько дней она перекопала все 7 соток, а потом носила в ведре картофель для посадки. Всё это на пользу Анне не пошло, после освоения выделенного участка у неё начались проблемы с сердцем.

В конце мая Татьяну уволили из медпункта, она вернулась к сестре с племянницей, и как оказалось кстати. В ночь с 1 на 2 июня у Лены заболела спина и живот.

— Никак рожать собралась? – забеспокоилась Анна.

— Всё может быть, — Татьяна положила ладонь на живот и посмотрела на Лену. – До утра потерпишь?

— Не знаю, — сквозь зубы проговорила Лена, а потом добавила, — постараюсь.

До роддома идти пешком пять кварталов, да ещё ночью на улице хулиганят. Хотелось, чтобы всё случилось не раньше утра. Но к двум часам ночи терпеть стало не в силу, и решили собираться.

Вышли вдвоем – Лена и Татьяна. Мелкими шажками Лена передвигалась, поддерживаемая тётей. Когда боль усиливалась, Лена останавливалась и пыталась присесть.

— Не смей! – кричала на неё во весь голос Татьяна. – Родишь по дороге! Идём! Идём!

Они продолжали движение. Как боль отпускалась, Лена пыталась перейти на бег.

— Куда! – кричала Татьяна. – Споткнёшься и упадёшь! Идём! Идём!

Так они дошли до больницы.

Схватки продлились до 11 часов утра. Когда уже казалось не осталось сил терпеть, Лена услышала детский плач и голос врача.

— С дочкой поздравляю! А тебя придётся подштопать немного. Вот голова-то, большая какая, никак профессором будет.

Счастливая Лена увидела, как дочке прикрепили на ручку бирку и унесли.

На следующий день, когда ей принесли дочку, Лена подошла к окну.

— Ой!

— Что случилось? – испуганно спросила соседка по палате.

— Снег! – с удивлением произнесла Лена.

— Да, сегодня ночью выпал.

— Так ведь второе июня.

— И что ж. Бывает.

— Все наши всходы на огороде наверное помёрзли, — уже с тоской в голосе чуть тихо прошептала Лена.

— Уралова! – громко провещала вошедшая медсестра. – Тебе передача.

В руку Лене легла небольшая баночка со сметаной, белая булочка и записка. Рукой тёти Ани было написано: «Повар столовой передала тебе и просила поздравить от всех. Мы все тебя поздравляем! Ждём!». На душе стало тепло. Лена посмотрела на спящую дочку и улыбнулась.

Через неделю, на выписку пришла Анна, она всю дорогу несла ребёнка на руках.

— Значит, Надежда, Наденька, Надюша. На кого она больше похожа? – Анна пыталась рассмотреть в маленьком личике какие-нибудь известные черты. – По-моему на Гришу.

Через несколько минут, посмотрев на внучку, добавила:

 – Точно, вылитый Григорий, но всё равно, хороша!

Лена не стала использовать послеродовой месячный отпуск, а вышла на работу. Без столовой прожить невозможно – цены на базаре высокие, а зарплату отдаёт соседям за ежедневные пол-литра молока.

Подошло время сбора урожая. Вся работа по сбору урожая легла опять на плечи Анны. Лена весь день на работе, Татьяна сидит с Надюшей.

— Тёть Ань, я с машиной договорилась, завтра в шесть вечера будет на нашем участке.

— Значит до шести надо всё выкопать, — утвердительно заключила Анна.

Лена на это только вздохнула.

На следующее утро, на рассвете Анна отправилась на участок копать картофель. Лена с тяжестью на сердце смотрела вслед уходящей тётке, но сделать ничего не могла, чтобы помочь ей. Весь день голову Лены не покидали мысли о том, как там тётя Аня картошку копает.

В начале седьмого вечера Лена подъехала к участку на грузовой машине «трёхтонке». Тётя Аня сидела на краю кучи картофеля, рядом с ней стояли четыре наполненных мешка. Лена вышла из машины и посмотрела на урожай.

— Вот, Леночка, собрала всё, думала, не успею. Картошки много и она, смотри, вся крупная. Вот только мешка всего четыре, а остальное россыпью.

Лена вопросительно посмотрела на водителя «трёхтонки», молодую девушку.

— Ну, чего тут? Давайте грузить, а то стемнеет скоро, — с этими словами водитель начала открывать борт машины.

Втроём загрузили весь картофель, наполнив кузов до краёв бортов, сверху водрузили мешки. Анна села в кабину с водителем, Лена залезла в кузов и так поехали домой. По дороге мысли Лены всё время возвращались к одному — теперь они обеспечены пропитанием на зиму, голод им не страшен.

Зиму и весну выжили. Лена и Татьяна целыми днями работали, Татьяна устроилась в поликлинику медсестрой, а Анна вела всю домашнюю работу: стирала, убирала, готовила и занималась Надюшей. Она во внучке души не чаяла, а та кроме Анны никого и не видела целый день.

2 июня 1944 года. В семье праздник – отмечают день рождения Нади. Ребёнка поставили посередине комнаты около стула и стали любоваться ей. Надюша стала крутить головой, разглядывая взрослых, потом повернулась к Анне и медленными неуверенными шагами, с вытянутыми вперёд ручонками, направилась к ней.

— Пошла! – в один голос радостно закричали все.

Летом, неожиданно для всех, приехал Григорий. Ему дали двухнедельный отпуск перед тем, как училище передислоцируется под Ленинград. От дочки он был в восторге, всё время нянчился с ней. Ему нравилось просить дочку о чём-либо и наблюдать за тем, как она выполняет просьбу папы.

— Наденька, — обращался он к Наде, — принеси папе водички попить.

Дочь подходила к ведру воды, которое стояло на табурете, брала кружку, черпала ею воду и, стараясь не потерять равновесие, медленно несла кружку, а потом внимательно смотрела на отца, как тот пил воду.

— Спасибо, дочка, — благодарил отец.

Эта процедура повторялась по нескольку раз на дню.

Две недели пролетели как один день. Перед отъездом Григорий сказал: «Ну, теперь война скоро закончится, и я вернусь домой. Ждите писем из Ленинграда».

В солнечный весенний день Лена вбежала в комнату, на лице играла широкая улыбка, глаза горели радостью.

— Тётки! Война закончилась! По радио объявили! Скоро Гриша мой приедет!

После этих слов Анна медленно закрыла лицо руками, заплакала и удалилась на кухню.

— Ну что ты так разоралась, — Татьяна ладонью тихо постучала по своей голове. – Твой Гриша вернётся, а её Иван уже никогда.

— Ой, — закрыла рот рукой Лена и побежала на кухню.

Анна сидела у печки и тихо плакала, но увидев Лену, утёрла подолом фартука слёзы, встала и обняла племянницу.

— Ничего, ничего, — проговорила она. – Так уж сложилось. Хоть твой вернётся.

Через несколько дней объявили по радио, что тот, кто работал до войны учителем, будет демобилизован из Армии летом. Лена через свою знакомую достала справку, что Григорий до войны работал учителем младших классов. Однако, это не помогло и он приехал только в январе 1946 года. 

Приезд Григория стал праздничным днём в семье, радости не было предела. Лена с дочкой не отходили от отца. Вот оно, счастье. Теперь все дома и все вместе. А вечером Григорий вдруг стал серьёзным и сказал:

— Давайте уедем из Ленинска.

Наступила тишина и все внимательно посмотрели на героя дня.

— Это грязный, пыльный, угольный город, — продолжал он. – Здесь всё дорого.

Никто не проронил ни слова.

— Я в Армии подружился с одним пареньком из Западной Украины, из города Борислава. Он рассказывал, какая там благодать: тепло, фрукты, всё дёшево. Приезжай, говорит, вместе с семьёй, я вас встречу и квартиру подготовлю.

— Это конечно хорошо, — начала Лена. – В принципе я не против…

— А к чему такая спешка? – встряла Татьяна. – Давайте до лета подождём и поедем, да и денег поднакопим.

Лена закивала головой, соглашаясь с тёткой.

— Я ему сказал, что в феврале мы приедем.

— Ну, раз сказал, — как-то тяжело произнесла Лена, — будем готовиться.

Анна в разговоре участия не принимала, она, молча, сидела в углу комнаты на табуретке и только слушала.

Татьяна махнула рукой, произнесла: «Ну, как знаете» и ушла на кухню.

Начались сборы. Продали котиковую шубу, которую Лена ни разу не надела из-за боязни воров, и около пятидесяти вёдер картофеля. За короткое время набрали необходимую для поездки сумму денег. Вещей набралось много: два больших чемодана, два тюка разных вещей и продукты на дорогу. В багаж сдали зашитый в мешок большой цинковый бак для кипячения белья, в который засыпали четыре ведра картофеля. Семейный обоз выглядел внушительно: Татьяна несла сумку с продуктами, Анна – сумки с детскими вещами, Лена несла Надюшу, а во главе шёл Григорий, перевесив через плечо два связанных тюка и в каждой руке по чемодану. В НКВД получили справку с разрешением на выезд, купили билеты в плацкартный вагон и, оставив на вокзале тёток с внучкой, Григорий с Леной зашли в ЗАГС, расписались и выписали для Нади новое свидетельство о рождении.

Поезд начал движение.

— Ну вот, — сказал Григорий после того, как все устроились на своих местах. – Через два часа Кемерово, там постоим полтора часа, пока заменят паровоз, и далее до Москвы без пересадок.

— Вот и славно, — Лена с облегчением вздохнула и посмотрела на спящую дочку.

За полчаса до Кемерово началась проверка билетов. Григорий засуетился, проверяя свои карманы и заглядывая в чемоданы. Умоляющим взглядом посмотрел на всех.

— Никто не видел наши билеты?

— Они у тебя были.

— Не могу найти. Пойду в туалет посмотрю, может там обронил.

Назад Григорий вернулся вместе с проводником.

— Ну дела-а, — протянул проводник обводя взглядом присутствующих в купе. – Если не найдёте, то в Кемерово я вас ссажу с поезда.

— Но ведь вы же нас сажали по билетам.

— А что я скажу бригадиру, когда он будет проверять? Поезд будет стоять полтора часа, пойдёте на вокзал и купите билеты, а я подтвержу, что они у вас были.

— А денег у нас хватит? – забеспокоилась Анна.

— Должно, — вздохнул Григорий.

Новые билеты были куплены и путешествие продолжилось. До Москвы ехали целую неделю, но зато без приключений.

На Киевском вокзале билеты зарегистрировали и им сообщили, что компостировать их будут через три дня, очень много пассажиров.

— У меня тут подруга есть, — сказала Анна. – Конечно, если она никуда из Москвы не уехала.

— Давайте через адресный стол узнаем, — поддержала Лена.

Подруга Анны действительно жила в Москве, звали её Таисия. Получив адрес, все поехали к ней.

— Аня? – спросила худая женщина.

— Тася!

Женщины бросились в объятия друг друга.

Вечером, когда все улеглись отдыхать, две подруги сели на кухне, налили в красивые фарфоровые чашки чай и, глядя друг на друга, завели разговор.

 — Тася, как у тебя жизнь сложилась за эти годы? Что-то ты очень исхудала.

— Анечка, жизнь можно сказать уже прошла…

— Да что ты такое говоришь. А где Миша? В командировке? Он же у тебя, по-моему, партийный работник?

— Миши нет. Он погиб на фронте в начале войны. Мы эвакуировались на Урал, — Таисия отпила из чашки и тяжело вздохнула. – Работала я на совхозных полях, простудилась, потом у меня обнаружили чахотку.

— Ах! — Анна приложила руки к груди.

— Да, Анечка. Сейчас последняя стадия, как говорят врачи, скоро я умру.

Из глаз Анны потекли слёзы.

— Я уже привыкла к этой мысли, — продолжала тихим ровным голосом Таисия. – Душа болит только за детей. Наташе сейчас двенадцать лет, а Тонечке – семь.

— И как же теперь они?

— Вот, жду сестру. Попросила её приехать и взять на воспитание моих девочек.  Со дня на день должна приехать. Ну, хватит о грустном. У тебя-то, думаю, не так всё печально. Вон, вижу, вы переезжаете.

Они сидели ещё долго, и поплакали и посмеялись, вспоминая прошлое.

У Таисии семья прожила два дня.

Львов, несмотря на февраль, встретил хорошей погодой. Уютный, полусказочный городок, состоящий из каких-то замков, башенок, вычурных домиков с островерхими крышами и маленькими церквями, приятно удивил Лену. Она сожалела о том, что у неё было очень мало времени на осмотр города, но увидела она достаточно, чтобы Львов ей понравился.

Сказка продолжилась, когда на вокзал приехал поезд, который должен отвезти их в Борислав. Назвать его поездом язык не поворачивался — к  маленькому паровозику были прицеплены три миниатюрных вагончика.

— Кукушка, — улыбаясь, сказал Григорий.

— Почему Кукушка? – как бы обижаясь за сказочный состав, спросила Лена.

— Видимо так прозвали за его своеобразный сигнал. По дороге узнаем.

Разместившись в полупустом вагончике, все приготовились к путешествию, Лена повернулась к окну в ожидании увидеть что-то неожиданное.

Несколько часов пути не показались утомительными, по крайней мере, Лене. Татьяна задремала, Анна всю дорогу что-то шептала, а Григорий, глядя в окно, о чём-то думал.

Шустренький состав, плавно въезжая в повороты, издавал пронзительный на высокой ноте сигнал «ку-ку», предупреждая всех, кто возможно переходил через дорогу, о своём приближении.

— Действительно, как кукушка – улыбалась Лена.

На вокзале приезжих встречал Гришин друг, Пётр. Этот город уже не был похож на сказку, чувство тревоги и беспокойство появились у Лены.

— Половина населения города это поляки, — начал рассказ о городе Пётр. – Часть из них при подходе Красной Армии убежала в Польшу, побросав свои дома вместе с мебелью. Их отдают тем, кто приезжает с Востока. Я для вас занял домик недалеко от конторы нефтепромысла.

От слова «нефтепромысла» по спине у Лены побежали мурашки.

— В нём, — продолжал свой рассказ Пётр, — две комнаты и кухня, печь голландка и газовая плита. Есть столы, стулья, три взрослые кровати и одна детская.

— Да, жить можно, — заключил Григорий, когда подходили к дому.    

Но не всё оказалось так просто, как показалось с первого взгляда. На следующий день после приезда Лена с Григорием пошли на рынок, чтобы купить продукты. Их сразу поразили цены, которые в десять раз были меньше чем в Ленинске, но никто ничего им не хотел продавать. Те, кто занимался продажей или отворачивались, когда к ним обращались, или смотрели в глаза и молчали.

— Пойдём ещё посмотрим, — сказал Григорий, видя, как у Лены от обиды покраснело лицо, — я думаю не все такие, найдутся добрые люди.

И действительно, одна женщина ласково посмотрела на молодых и сказала: «Добре, берите».

Григория взяли на работу в контору нефтепромысла  освобождённым комсоргом и выдали ружьё, что удивило домашних.

— Тут, дело такое, — переминаясь с ноги на ногу начал объяснять он, — часты случаи нападения бандитов на приезжих по ночам.

От этой новости как-то энтузиазма у всех поубавилось.

— Ладно, не бойтесь. Отобьёмся!

— И много их?

— Кого? – как бы не понимая, спросил Григорий.

— Бандитов.

— Ну, кто их знает. Они тут в лесах вокруг города базируются.

Анна, молча села на стул, обняв Надюшу. Татьяна, нахмурив брови, ушла на кухню. Лена смотрела на мужа, в её глазах читался страх, не за себя, страх за всю семью.

Долго ждать неприятностей не пришлось. Как-то Григорий поздно возвращался с работы домой и на подходе к дому услышал выстрел. Стреляли в него, но промахнулись. Он побежал. Прозвучали ещё два выстрела, пули просвистели рядом с его головой. Лена, услышав выстрелы, погасила в доме свет и подошла к двери, прислушалась, а когда раздались быстрые шаги у дома, открыла дверь. Григорий стремительно влетел в дом, Лена тут же закрыла за ним дверь.

— Живой, живой, — быстро заговорил он, наведя ружьё на дверь.

До рассвета Григорий спать не ложился, переходя от двери к окнам, прислушивался и вглядывался в темноту. Но за всю ночь к дому никто не подошёл. После этого случая Лена каждый вечер с тревогой ожидала мужа с работы.

Чрез месяц семью настигла новая неприятность, заболела дочка – корь в тяжёлой форме. Болезнь протекала тяжело и дала осложнение на лёгкие. После обследования врачи дали заключение – туберкулёзный бронхоаденит.

— Для такого возраста, — сказал врач, — нет эффективных лекарств, а ребёнка спасать надо. Единственное, что могу посоветовать – срочно везите её на несколько месяцев на Чёрное море.

— Спасибо, доктор, — Григорий посмотрел на Лену, кивнул ей и взял за руку. – Мы обязательно отвезём дочку на море.

— И чем быстрее, тем лучше, — подвёл итог доктор.

Решили ехать вчетвером, а Григорий останется дома.

— Гришенька, — взволнованно говорила Лена, — мы поедем все вместе, а ты, за домом присмотришь, и с работы ведь тебя не отпустят. Если удастся хорошо устроится в Крыму, приедешь к нам, ну а если нет, то мы вернёмся через 2-3 месяца.

На сборы ушло четыре дня.

В Алушту приехали к вечеру и заночевали. Утром Лена первым автобусом поехала в Ялту в отдел кадров санаториев южного побережья Крыма. Ей предложили должность бухгалтера в туберкулёзном санатории в Семеизе, правда он ещё не работал, там шёл ремонт. Для Татьяны нашли должность медсестры в детском садике.

К вечеру Лена вернулась в Алушту и рассказала о своей поездке. На следующий день все переехали в Симеиз. В санатории им для проживания временно дали большую комнату. Трудности возникли с питанием, для сотрудников санатория готовили только обед, хлеб по карточкам, в магазинах пусто, а базара в городе нет.

Татьяна устроила Надю в детский сад, где сама работала, там кормили хорошо, три раза в день. Иногда Татьяна приносила домой кашу, которую недоедали дети.

По выходным все вместе ходили на море купаться. Надя вначале боялась заходить в воду, очень уж воды много и противоположного берега не видно, но скоро привыкла и купалась с удовольствием.

В июле неожиданно приехал Григорий.

— Гриша! Ты как тут оказался? – с удивлением и радостью чуть не крикнула Лена.

— Командировали в Артек, пионеров привёз туда. У меня три дня есть для вас, — на лице сияла широкая улыбка.

Перед отъездом у него с Леной произошёл разговор.

— Гришенька, здесь оставаться нет смысла, всё дорого, да и санаторий с больными туберкулёзом не лучшее соседство. Надюля поправилась, загорела. Так что к сентябрю мы приедем в Борислав.

— Значит, так тому и быть. Вариантов нет.

В конце августа семья уехала домой.

Лену дома ждало письмо из Харьковского пединститута, где сообщалось, что она зачислена на 4-й курс заочного обучения, и что к 1 июня следующего года ей надлежит приехать для сдачи выпускных экзаменов. За 5 лет конечно было уже многое позабыто и Лена села за учебники. Однако, Татьяна, вечно чем-то недовольная, по вечерам в присутствии Григория устраивала разборки, чем напрягала обстановку и мешала занятиям племянницы.

— Надо было тебе выскочить замуж! – как-то начала заводиться Татьяна.

— Тёть Тань, ты что? – Лена закрыла учебник.

— Ни чё! Что это за муж, — Татьяна указала пальцем на Григория, — без высшего образования, без специальности! Как семью кормить будет?!

— Я…, — начал было Григорий.

— Молчи! – стукнула по столу Татьяна.

— Тёть, не кричи на Гришу!

— Молчи! Тебе лишь бы мужик, а там…

— Тёть Тань, ты что? Совсем из ума выжила?

— Танечка, — вступила в разговор Анна, — успокойся, они сами разберутся, как им жить.

Татьяна села на стул, посмотрела на сестру, потом на Лену, встала, махнула рукой и ушла на кухню.

На следующий день Татьяна объявила:

— Я решила уехать от вас в Крым.

Все присутствующие удивлённо переглянулись.

— Буду там жить и работать. К вам я больше никогда не приеду. Всё!

Лена хотела что-то сказать, но Анна остановила её, махнув рукой.

Собрали Татьяну в дорогу, дали денег и проводили на вокзал.

С отъездом Татьяны в доме обстановка успокоилась, Лена села за учёбу и устроилась работать заведующей в детский садик. Однако, через месяц, как снег на голову приехала Татьяна и с порога произнесла:

— Меня нигде не берут на работу, говорят, что им нужны молодые работники. Деньги у меня закончились, я на вокзале продала постельное бельё и платье, купила билет и приехала. Вот!

Несколько секунд молчания, после чего первой начала смеяться Лена, за ней Анна, Григорий и последней засмеялась Татьяна. Когда все перестали смеяться, Татьяна заплакала. Лена подошла к тёте, обняла её и тоже заплакала.

— Лен, смотри, что это? – Анна протягивает туго скрученное в трубочку письмо. – Вот решила почистить Грише костюм, смотрю, в кармане что-то лежит и мешает мне чистить.

Женщины аккуратно развернули скрученную бумагу и начали читать:

«Милый, дорогой, Гришенька!

Как я по тебе скучаю, наш сынок Боречка уже начал ходить и говорить, ждём домой своего папку, приезжай или хоть весточку пришли. До свидания, крепко целуем, любим и ждём, твои Люба и Бориска.»

— Тётя Аня, — Лена сглотнула слюну, — я ничего не понимаю. Что это?

— Что тут непонятного, где-то у него ещё одна жена с ребёнком.

У Лены от обиды на глазах выступили слёзы. 

— Не могу ждать, пока он придёт с работы, — с этими словами она направилась к выходу.

Зайдя в кабинет к мужу, Лена с порога холодно произнесла:

— Замкни дверь!

Григорий вопросительно посмотрел на жену, но ничего спрашивать не стал, и выполнил просьбу. Лена подошла к нему и протянула письмо.

— Рассказывай! Что это?

Григорий сел на рядом стоящий стул, посмотрел в пол, немного подумал и посмотрел на Лену, лицо его пылало огнём.

— Приехал я в деревню, где было подсобное хозяйство училища. Пришёл к председателю колхоза и говорю, мол, устройте меня на квартиру. А он отвечает: «Что я буду ходить искать, мы живём вдвоём с дочерью, она учительница в сельской школе, у нас есть лишняя комната, живи, нам веселее будет». Живу. Через некоторое время приходит она, дочь его, ко мне ночью и лезет в постель, — Григорий взял трясущимися руками стакан, налил воды и медленно выпил. – Я говорю, что у меня есть жена и дочь, я их люблю, а она говорит, что ей всё равно, она меня тоже любит.

Григорий замолчал. Лена молча, продолжала смотреть на него, ожидая продолжения, и он понял, что от него ждут.

— И так она ко мне стала часто приходить ночью, — рассказчик опустил глаза. – Потом она сказала мне, что беременна. Я посоветовал ей сделать аборт, потому что я не собираюсь на ней жениться. А тут училище перевели в Ленинград и я потерял с ней связь.

Вдруг, Григорий встал на колени перед Леной.

— Леночка, прости меня, я всегда любил только тебя одну и люблю только свою дочь Наденьку, — после этих слов он заплакал.

У Лены до боли сжалось сердце, ей стало жалко себя и его, но она также поняла, что относиться к нему по-прежнему она уже не сможет. В её голове пронеслась мысль: «А что я скажу тётям?».

— Всё это я должна переварить, должна понять, смогу ли я тебя простить. А пока, забирай свои вещи и уходи в общежитие, а мне нужно готовиться к госэкзаменам, — повернулась и ушла.

Придя домой, Лена всё рассказала тёткам.

— Может быть, простишь? — первой заговорила Анна. – Всё же у вас дочь?

— Если простишь, будешь безвольной дурой, — включилась в разговор Татьяна. – А потом она с сыном приедет, и будете друг у друга выдирать мужа. Красота!

Выслушала Лена тёток и начала собирать вещи мужа.

Вечером пришёл Григорий и сразу к дочке, стал её обнимать и целовать. Лена не могла смотреть на это, отвернулась. Повернулась только, услышав, как закрылась дверь.

На следующий день Лену к себе в кабинет вызвал директор нефтепромысла и стал уговаривать простить мужа.

— Не могу я его простить. Извините.

— Ну, значит так! – директор жёстко ударил ладонью по столу. – Если не простишь, то в следующем месяце выходит из декретного отпуска заведующая детсадом, и ты будешь уволена. На что жить будете? А если помиритесь, я найду другой детский садик.

— Увольняйте! – ни секунды не колеблясь, ответила Лена.

На работу Лена устроилась сама – заведующая хлебным магазином. Магазин был маленький, поэтому она была и заведующим и продавцом. Навыки бухгалтерской работы пригодились и трудностей в управлении магазином Лена не испытывала. Каждый день одно и тоже: талон вырезала, деньги получила, хлеб отдала, наклеила талон на лист бумаги, десять талонов по горизонтали и десять рядов по вертикали, вечером талоны и отчёт сдала в торготдел. Хлеба нет – магазин закрыт.

В один из дней, когда магазин не работал, пришёл Григорий.

— Лена, прости меня, пожалуйста. Я люблю вас с дочкой и не знаю, как жить теперь без вас.

— Ты знаешь, — медленно начала говорить Лена, — не прошла у меня ещё обида и острая боль в сердце. Я даю тебе совет: увольняйся и уезжай в Ленинск, а там, вдали от нас обеих, подумай с кем бы ты хотел жить, и я решу, смогу ли я с тобой жить. Мне скоро ехать сдавать экзамены, а как только получу диплом, уеду куда-нибудь в восточную часть Украины, в Бориславе мне не нравится.

Григорий спокойно принял предложение жены и в скором времени уехал в Ленинск. А у Лены, тем временем, подошло время сдавать выпускные экзамены, и она уехала в Харьков. Оставшиеся в Бориславе жили на то, что зарабатывала Татьяна.

В Харькове Лена получила два письма, одно от Григория, другое от его сестры Веры. Григорий в письме опять просил прощения и спрашивал, будет ли с ним жить Лена. И надо же, как распорядилась судьба, письмо Веры поставило всё на свои места. В своём письме она сообщала, что в Ленинске Григорий снова встретился с Любой и остался у неё.

Лена опять испытала боль и разочарование. Решение было принято, она написала Григорию: «Ты уже сделал свой выбор. Прощай!».

Перед отъездом в Харьков Лена познакомилась с молодым пареньком, который работал водителем машины, привозящей хлеб,  родом он был из Днепропетровской области. Мать и сёстры зовут его домой, отец погиб на фронте и мужской руки в доме нет.

—  Ой, Леночка, не отпускают меня с работы.

— Что так?

— Говорят, водители нужны позарез. Я уже не один раз обращался.

— Паша, а если я помогу тебе?

— Это было бы хорошо, — оживился Павел.

— У меня есть знакомый в горкоме партии, это друг мужа. Я думаю, он поможет решить твой вопрос. А ты тогда поможешь мне?

— Лена, всё что хотите!

— Я на днях уезжаю в Харьков сдавать экзамены. Как только получу диплом, мы уедем отсюда. Сможешь ли ты встретить нас, найти жильё и помочь с работой.

— Конечно смогу! Думаю, особого труда мне это не составит.

Через несколько дней вопрос об увольнении был решён и Павел, оставив Лене свой адрес, уехал к родным.

Экзамены Лена сдала почти все на «отлично», «тройка» по готскому языку её не расстроила. Диплом был получен.

Сборы в Бориславе были недолгими, продали всё, что неудобно с собой везти. И снова в путь, в очередной раз. Поездом доехали до города Никополь Днепропетровской области, оттуда катером до села Каменка, а там их встретил Павел, как и договаривались. Он отвёз всех на подготовленную квартиру, правда временно, хозяйка на несколько месяцев уехала к дочери.

С жильём вопрос был решён, но с работой дело обстояло не так хорошо. В Каменке две средние школы и места преподавателя немецкого языка заняты. Практически все деньги были израсходованы на переезд, а хлеб давали ещё по карточкам. Вопрос с питанием стоял серьёзно.

Как-то ночью на машине приехал Павел. Осмотревшись, он достал из кузова мешок, взвалил на плечи и быстро прошёл в дом.

— Вот, — переводя дыхание, проговорил он, — это вам.

— Что это? – Лена смотрела не мешок и не понимала, что там могло быть.

— Пшеница, — чуть ли не шёпотом произнёс Павел. – Только никому ни слова, если хоть одна душа узнает, то по десять лет мне и вам. Я сейчас.

Павел выскочил на улицу, а затем вернулся, держа под мышкой свёрток.

— Это ручная мельница, чтобы муку молоть.

— Спасибо! – Лена не знала, как благодарить спасителя.

Муку мололи все по очереди, чтобы испечь одну буханку надо крутить ручки мельницы целый день.

На работу Лена устроилась фининспектором в райфинотдел. Дали жильё – пустующий маленький саманный домик с земляным полом и одной комнаткой, которая была и кухней, а в придачу – огромное количество блох. В первую же ночь пребывания в нём все были искусаны, особенно досталось маленькой Наде.

Утром Татьяна вышла на улицу и увидела Лену, плачущую у колодца.

— Лёка, ты что?

— Тёть Тань, это я от горя.

— От какого?

— Мне кажется, я попала в какую-то западню, из которой нет выхода и вы вместе со мной.

Анна с Наденькой вышли из дома и увидели, как стоят Татьяна с Леной, обнявшись, и плачут.

— Вы что это, бабы?

На этот вопрос ответила Надя громким рыданием, а за ней, не понимая причины страданий, заплакала и Анна.

Через пару минут всеобщего рыдания Лена взяла себя в руки.

— Я знаю, что делать!

Приведя себя в порядок, Лена пошла в районный отдел образования и прошла в кабинет заведующего.

— В Каменке нет работы в школах, а в ближайших сёлах, что все с дипломами?

— Подождите, — мужчина открыл толстую папку, полистал бумаги. — В Большой Знаменке, в средней школе учительница совсем не знает немецкого языка. Мы ей найдём другую работу, а вас, если согласны, оформим на её место.

Лена согласилась без дополнительных разговоров, и тут же был подписан приказ на её назначение.

На следующее утро она отправилась в Большую Знаменку пешком. Девять километров до села и сам населённый пункт протянулся на шестнадцать километров. Директор принял Лену, можно сказать, с распростёртыми объятьями, как-никак уже шёл сентябрь, а уроков по немецкому языку не было. Он сам отвёл её на квартиру. Увидев небольшой, приличный дом с деревянным полом, Лена засветилась от радости.

— Жильё и топливо на зиму для учителей бесплатно, — с улыбкой сообщил директор. – Но нагрузка большая, около тридцати часов в неделю, это две ставки.

— Справлюсь, — согласилась Лена.

— Ну и отлично. Берите школьную лошадь с телегой и переезжайте сегодня.

К вечеру этого же дня вся семья переехала в Большую Знаменку.

Чтобы расширить сферу своей профессиональной деятельности Лена поступила на трёхгодичные курсы английского языка в Москве. В 1949 году она в очередной раз приехала в Москву на курсы. И вот, после занятий Лена, идя по Садовому кольцу, неожиданно для себя столкнулась с Григорием. Они узнали друг друга, но слов для начала разговора сразу не нашли. Лена справилась с волнением первой.

— Здравствуй! Ты как в Москве оказался?

— Я вступил в партию, — в голосе Григория слышалось волнение. – Меня направили в Высшую партийную школу.

— Как семья?  

— Хорошо. У меня уже два сына.

Они прошлись вместе минут пятнадцать и разошлись каждый в свою сторону. Лена дала ему свой адрес со словами: «Приезжай, проведай дочку». Он взял листок с адресом, прочитал и положил его в карман, не произнеся ни слова.

Наступил 1950 год. В этом году Надя должна была пойти в школу. Лена не очень хотела, чтобы её дочь училась в деревенской школе, и она решила переезжать в Никополь, но не знала, отпустят ли её из школы.

— У тебя же свидетельство о браке есть, — не отрывая взгляда от газеты, сказала Татьяна. – Скажи, что уезжаешь к мужу.

И правда, развод у них с Григорием не оформлен, почему бы не воспользоваться этим.

Директор школы вошёл в положение просящей, но попросил доработать учебный год, на этом и договорились.

Как-то приходит Анна в школу к Лене.

— Не задерживайся после уроков, там твой Григорий приехал, сейчас Надю катает на санках.

Как только прозвенел звонок с урока, Лена быстро собралась и пошла домой.

— Гриша?! – переводя дыхание после быстрой ходьбы, то ли спросила, то ли утвердила Лена, а у самой от радости заколотилось сердце.

— Вот. Приехал проведать дочь.

Прожил он в семье восемь дней. Перед его отъездом Лена сказала:

— Мы к лету переедем в Никополь, приезжай к нам и мы больше никогда не расстанемся.

— Конечно, — Григорий улыбнулся. – Конечно приеду.

Татьяна как-то подозрительно посмотрела на него, потом перевела взгляд на Анну, та пожала плечами.

К лету переехали в Никополь. Лена без проблем устроилась работать в школу, дали комнату в двухкомнатной благоустроенной квартире. Как-то вечером Лена попросила Анну:

— Тёть, сгадай мне на картах, что нас с Гришей дальше ждёт.

Анна, тяжело вздохнув, достала колоду, тщательно перемешала карты и начала их раскладывать на столе. Лена внимательно следила за таинством. После продолжительных манипуляций Анна вынесла вердикт:

— Не жди, он не приедет, и жить вы вместе не будете.

Приговор прозвучал, как удар грома.

— Не может быть! Мы же договорились!

— Не знаю, это карты говорят. Карты не врут.

Заканчивалось лето, а от Григория никаких известий. Надя пошла в первый класс в ту же школу где работала Лена.

 Перед Новым годом приехала в гости Вера и рассказала, почему Гриша не приехал.

— Леночка, тут же вот что вышло. Гриша оканчивал курсы, когда ему пришла от Любы телеграмма: «Срочно приезжай, сын при смерти». Он сдал последний экзамен и приехал домой, но опоздал, сына уже похоронили, дифтерит в тяжёлой форме. Люба была в отчаянии и в таком состоянии он не смог оставить её, а в прошлом месяце у них родилась дочь Галя.

Лена слушала сестру Григория и с каждым словом её надежда на возвращение мужа таяла быстрее чем мартовский снег. Чтобы избавиться от этой печали она решила погрузиться с головой в работу. С работой проблем в Никополе не было, Лена работала в двух школах: дневной и вечерней. Такая нагрузка сильно изматывала её, она приходила вечером после уроков домой еле живая, ложилась спать и мгновенно засыпала. В таком ритме проходила повседневная жизнь, и за всё время пребывания в Никополе она ни разу не была ни в кино, ни в театре и никакой личной жизни.

На летние каникулы всей семьёй ездили в Евпаторию, где Лена отдыхала и набиралась сил для нового учебного года.

Через два года вышел указ о том, чтобы в школах ввести обязательное преподавание украинского языка.

— Надо что-то делать с этим изучением украинского языка, — заявила Лена вечером за ужином.

— А что тебе не нравится? – поинтересовалась Анна.

— Очень много слов похожих на русские, но произносятся по-разному. Надя нормально не выучит русский язык.

— А что ты можешь сделать?

— Уезжать надо отсюда в Россию, — вставила своё Татьяна.

— Да! – Лена ухватилась за эту идею. – Надо!

— Куда мы поедем отсюда? – не унималась Анна. – Где мы нужны? Опять в Сибирь?

— Нет. Я напишу письма в города, которые рядом с Москвой.

— Например? – усмехнулась Анна.

Лена задумалась.

— Чего тут думать, — вступилась за племянницу Татьяна, — в ту же Рязань.

— Да! – оживилась Лена. – В Калугу, Тулу или … найду куда написать.

Решение было принято и исполнено, ответ, правда, пришёл только из Калуги, но зато положительный. В начале декабря Лена пришла домой с торжественным выражением на лице, в руке она держала телеграмму.

— Вот! Есть вызов в Калугу!

— Читай! Читай! – в один голос отозвались тётки.

— «С 1 января уезжает учительница немецкого языка средней школы № 6. Выезжайте немедленно. Учебная нагрузка 24 часа. Зав. ГОРОНО Букатин», — на одном дыхании прочитала Лена.

— Давайте, я пока останусь здесь, — ровным спокойным тоном сказала Анна.

Все вопросительно посмотрели на неё, но промолчали, ждали разъяснений.

— Подумайте сами. Куда мы все опять ринемся? Я работаю в библиотеке, на хлеб есть. Вы доберётесь, устроитесь, разберётесь с жильём, дадите мне знать, и тогда я приеду.

С разумными умозаключениями Анны спорить никто не стал.

Сборы были, как всегда, спешными. И вот, 31 декабря Анна провожает на вокзале всю семью. Новый 1955 год дружная семья встретила в поезде.

В Калуге возникла проблема с местом проживания. По приезду поселились в гостинице «Ока», единственной гостинице города и сразу начали искать съёмную жилплощадь. Неожиданно это оказалось весьма трудным делом. Узнав, что заселяются одни женщины, сразу отказывали: «Ой, нет, нет! Начнёте водить мужчин, пьянствовать, будут одни неприятности, нет, мы пустим только семью».

Через полторы недели поисков нашли восьмиметровую комнатку недалеко от школы. Вызвали Анну, она приехала через два месяца и уже с её помощью нашли приличную квартиру на Октябрьской улице, почти у самой реки.

В школе Елене дали пятые, шестые и седьмые классы, самые тяжёлые по дисциплине. Дети в основном воспитывались в семьях без отцов, некоторые из них были отъявленные хулиганы, изматывали нервы учителям, часто срывали уроки. Вскоре Лена поняла, что в такой обстановке она дальше работать не сможет.

С жильём тоже было не всё в порядке. Город после оккупации немцев был изрядно разрушен, а строительство шло медленно и в первую очередь квартирами обеспечивали партийных деятелей. Лену поставили на жилье в общую очередь и предупредили, что ждать придётся несколько лет. Прикинув все «за» и «против», она решила сменить работу.

В Калуге в то время было Управление Московско-Киевской железной дороги, а при нём Отдел учебных заведений, в ведении которого были железнодорожные школы и техникумы. В Калуге таких школ было три и один техникум.

Лена пришла в Управление к начальнику Отдела учебных заведений, но он оказался в отпуске и её принял заместитель начальника Александр Георгиевич Стариков, симпатичный мужчина в возрасте. Лена объяснила цель своего прихода.

— Да, да, хорошо, — рассматривая Елену, проговорил Александр Георгиевич. – У нас для вас есть должность. Нам как раз нужен преподаватель иностранных языков. Вы каким языком владеете?

— Немецким и английским, быстро проговорила Лена.

— Замечательно! Думаю, должность инспектора-методиста по иностранным языкам вас устроит.

— Да, конечно.

— Но, хочу предупредить, будут командировки, надо будет поездить. Сможете?

— Конечно, конечно, — не веря в успех, ответила Лена.

— Я думаю, вам придётся в школе проработать до конца учебного года, вряд ли отпустят раньше. Так что, ждём!

Как и предполагали, пришлось доработать учебный год, после чего Лена уволилась и перешла работать в Отдел учебных заведений. Об отпуске в этом году пришлось забыть, но зато нормированный рабочий день – с 9 до 18 часов с часовым обеденным перерывом. Оклад, правда, небольшой и поэтому Александр Георгиевич предложил устроиться на два дня в неделю преподавателем в техникум, чтобы остальные четыре дня работать в отделе.

Лена почувствовала усиленное внимание со стороны Александра Георгиевича к своей персоне и подумала о том, что может быть ей ещё раз выйти замуж, она ещё молода – ей 37 исполнилось в этом году, а он внимательный, приятный мужчина. Ещё её настораживали и раздражали постоянные «косые» взгляды, которые бросают на незамужних женщин, их боятся пригласить в гости, о них сочиняют немыслимые сплетни.

— Леночка, извините меня за такой вопрос, — как-то начал разговор Стариков. – Я бы хотел предложить вам совместное проживание. Я с женой не живу, она в Алма-Ате, правда развода мне не даёт, дочь уже взрослая работает врачом.

— Александр Георгиевич, я тоже ещё не разведена, но без оформления брака я не согласна. У меня большая дочь учится в 6-м классе, всё понимает, я могу потерять её уважение, а это ужасно.

А у судьбы были свои расчёты, жена Александру Георгиевичу развод не дала. Так исчезла последняя надежда Елены на замужество.

В 1957 году Лена наконец-то оформила развод с Григорием. И ещё одна новость в семье – Управление утвердило смету на строительство жилого кирпичного дома для сотрудников отдела и преподавателей железнодорожного техникума. В день, когда сообщили эту новость Лена каждый раз, как только заходила в комнату из кухни, мечтательно произносила: «Кирпичный дом!», на что Татьяна и Анна улыбались, а Надя весело начинала прыгать проговаривая: «Кирпичный! Кирпичный!».

Но не всё оказалось так просто, как думалось, дом будут строить восьмиквартирный, а нуждающихся в два раза больше. Кому давать? Когда Лену утвердили на получение квартиры, встал вопрос о том, какую квартиру давать – однокомнатную или двухкомнатную.

— Уралова специально взяла к себе тётку, чтобы получить квартиру, — возмущалась член месткома Никольская. – Она не член семьи, а старенькая женщина, которая скоро уйдёт из жизни. Дать ей однокомнатную.

— Почему специально взяли? – возмутился другой член месткома, Хабаров. – Ничего подобного. Анна Сергеевна с ними с 1941 года, значит полноправный член семьи. И сколько мама проживёт, никто не знает, может нас с вами переживёт.

Остальные члены месткома поддержали Хабарова и вопрос был решён в пользу Лены. Но ещё долго шли анонимные письма в адрес директора техникума, где поливали грязью Лену и её семью.

Со строительством дома тоже не всё было гладко – им сказали, что будет только прораб и один каменщик, а в роли подсобных рабочих выступят будущие жильцы дома. В месткоме составили график работы – от каждой квартиры один человек через день. Кроме Лены от её семьи работать было некому. От трёх квартир были женщины, от остальных – мужчины. Техники никакой, всё руками, всё на себе.

— Ну что, бабоньки, — подначивали мужики, — без мужиков-то сил накопили, теперь работайте на полную мощь.

К концу рабочего дня руки и ноги дрожали, Лена с трудом добиралась до дома и, рухнув на кровать, засыпала. Так продолжалось два года. К концу строительства Лене поставили диагноз – миокардит.

Но однажды, закончив кладку второго этажа, все, кто принимал участие в работе, вышли на улицу и стали обсуждать итоги работы. Вдруг страшный грохот заставил всех обернуться и они увидели, как дом рухнул до самого основания.

— Там кто-нибудь остался? – в ужасе закричал кто-то.

— Нет, — осмотревшись, ответила Лена.

— Как же так? Что произошло?

Оказалось, неправильно был сделан фундамент, вот дом и рухнул. Разобрали развалины по кирпичику, тросами стянули фундаментные блоки и заново приступили к укладке стен. Из-за разрушения строительство задержалось на целый год. В 1959 году дом был сдан.

После заселения, семья собралась у окна, чтобы посмотреть на улицу.

— Ну вот, — сказала Анна, — это моя последняя пристань, отсюда я больше никуда не поеду.

Татьяна посмотрела на сестру и взяла в свои ладони её руку, соглашаясь с ней.

— И я из Калуги никуда не поеду, — подытоживая, добавила Лена.

***

Листая страницы дневника, я решил на этом месте закончить повествование о жизни Елены Яковлевны. 

Её дневник заканчивался словами: «Дай Бог счастья моим детям, внукам и правнукам».  

2019, апрель 2020, сентябрь

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *