РУЖЬЁ

Ульрих не понимал, как такое могло произойти. Сильное сердцебиение, дрожь в руках и ногах не давали ему сосредоточиться, мысли вихрем кружились в голове. Сын, его единственный сын, погиб под руинами рухнувшей от взрыва стены дома. Он чувствовал, как слёзы текут по щекам, но стирать их не было сил. Сил вообще уже не было, они покидали тело Ульриха, как воздух покидает проткнутый воздушный шарик, быстро и необратимо.

— Господин Гербер, — взволнованно проговорила старая немка, — я видела, как сразу после взрыва, ещё до обрушения стены, в дом вбежал русский офицер.

Но Ульрих, казалось, не слышал женщины, он продолжал смотреть на клубившуюся после обрушения пыль. Что он скажет жене, она не выдержит такого удара.

Пыль постепенно оседала и находившиеся рядом люди шаг за шагом стали приближаться к руинам.

В развалинах остатков дома послышался кашель и непонятная русская речь, очень резкая и по интонации грубая. Через мгновение из пыльного тумана вышел человек, как мельник весь белый, но не от муки, а от осевшей на него пыли. Он нёс на руках мальчика, обхватившего тоненькими ручками шею своего спасителя. Люди кинулись им навстречу вышедшим из руин.

— Господин Гербер, господин Гербер, — кричал кто-то из толпы, — смотрите, ваш сын живой!

Сердце в груди Ульриха заколотилось ещё быстрее. На дрожащих ногах он бросился к сыну. Офицер бережно передал мальчика отцу.

— Что же вы…, мать вашу, за пацанёнком не смотрите! – русский в этот момент был грозен, как бог войны. – Неразорвавшихся боеприпасов полно, а дети, как блохи ползают везде.

Но немцы, конечно же, ничего не понимали из слов русского, они все улыбались, кивали головами и твердили одно и то же: «Херцлихен данк!».

Ночью Ульрих не мог заснуть. Столько событий произошло за сегодняшний день, да и каких событий. Видимо ему надо определиться со своей дальнейшей судьбой, и не только со своей, но и всей семьи.

События последних десяти лет не один раз перевернули судьбу Ульриха Гербера и всей Германии.

Крепкая семья Герберов много ожидала от твёрдого порядка в стране, который установил Гитлер. Вальтер Гербер и его три сына успешно вели своё пивоваренное дело. Семья росла, все сыновья удачно женились, родились внуки. Ульрих, средний сын в семье, женился последним. У его братьев родились дочки, а он принёс в семью Герберов первого внука. Дед Вальтер от такой радости сутки бесплатно поил пивом всех, кто заходил к ним в пивной подвальчик.

Потом война. В начале непонятная радость, как же, несём новый порядок в мир. Казалось, что вот-вот война закончится и наступит мир, но всё затянулось. Когда пришла похоронка с восточного фронта на Клауса, младшего брата, мать хватил удар и она слегла. Ульрих, чудом выбравшийся из-под Сталинграда, приехал домой без левой кисти. Мать в живых он не застал. Когда пришла весть о «позорном» поражении войск под Сталинградом, где воевал её средний сын, сердце больной женщины не выдержало. Старший брат Генрих пропал без вести в горах Югославии. Война пришла в Германию, вместе с ней пришло чувство расплаты. Непонятно было только, почему расплачиваться должен был немецкий народ. С ужасом ждали прихода русских. Отец был мобилизован в ополчение. Ульрих остался один с женщинами и детьми. Где-то в уличных боях пропал отец.

Все эти воспоминания не давали заснуть.

Русские оказались совсем не страшными, помогали расчищать и отстраивать город. Поддерживали порядок. Порядок. Как много страшного заключено в этом слове для Ульриха. Как ему относиться к русским, которые виновны в гибели почти всей его семьи.

Ульрих сел. Единственной ладонью потёр лоб. Мысль, как стрела, вонзилась в голову: «А почему они виноваты?». Взяв сигареты, он вышел из дома, сел на сложенные стопкой кирпичи и закурил.

Нет. Здесь не всё так просто, не всё однозначно. Зародившаяся в сердцах немцев, необузданная гордость, привела к мировой катастрофе. Значит, всё что произошло, так и должно быть. За всё надо платить. Горькая и страшная плата, но справедливая.

Взгляд Ульриха обратился в ту сторону улицы, где сегодня произошла трагедия с его сыном. Что теперь делать дальше? Как жить? И этот русский. Он ведь рисковал своей жизнью ради спасения моего сына. А смог бы я так, окажись в Сталинграде? 

Так, сидя на кирпичах, Ульрих встретил рассвет.

— Виктор! – обратился старший лейтенант с повязкой на руке «Дежурный по части» к проходящему мимо капитану.

— Да, Валентин! Что случилось?

— Ничего страшного, но в штабе говорили, что тебя тут разыскивает какой-то немец. Говорит, мол, ты его сына спас.

— А, это. Да ерунда, — капитан махнул рукой, — просто помог.

— Ан, нет! – старший лейтенант погрозил пальцем, и улыбнувшись добавил, — замполит сказал, чтобы тебя к нему направили. Срочно! Так, что там приключилось?

— Страшного ничего, а вот чего замполит вызывает?

— А ты, там… такого… ничего не сделал? Может немец жаловаться пришёл?

— Может быть, может быть, — Виктор задумался. – Я их там по-матушке всех… А так ничего.

Изменив свой первоначальный маршрут, капитан направился к штабу.

— Разрешите войти, товарищ майор!? – чётким голосом произнес входящий.

— А-а, заходите, заходите, — прозвучало в ответ нестандартное приглашение.

Виктор, войдя в кабинет замполита полка, кроме начальника увидел вчерашнего однорукого немца, сидящего на стуле, и странный предмет на столе замполита.

— Ну, и почему же не докладываем о происшедшем? – как-то жёстко спросил майор.

— О чём, товарищ майор? – лицо капитана выражало недоумение.

— Как о чём? Совершаешь… — замполит медленно налил воды в стакан, медленно выпил, так же медленно поставил стакан на стол.

— Совершаешь, можно сказать, подвиг в мирное время и молчишь.

— Какой подвиг, товарищ майор? – напряжение внутри Виктора спало. – Просто помог в трудную минуту.

— А то, что под руинами погибнуть мог, — не то, спрашивая, не то, утверждая, произнёс замполит.

— Ну, так, обошлось же.

— Ладно. Об этом потом ещё поговорим.

Повернувшись к немцу, майор добавил:

— Вот, товарищ Гербер пришёл поблагодарить тебя, — сказав эти слова, замполит повернулся к капитану и пристально посмотрел ему в глаза.

— Зачем? – только и смог произнеси Виктор.

— И я ему о том же. Говорю, что поощрим тебя. Но он настаивает на своём. Рассказал историю своей семьи, — майор стал серьёзным. – Прямо скажу, невесёлая история. Мы тут с командиром слушали вдвоём.

При этих словах, через Виктора, как будто прошёл электрический ток. Он думал, что эта небольшая история станет разбором между ним и замполитом, а тут ещё «Кацо». Командир полка, грузин по национальности, был очень серьёзным и жёстким, лишний раз никто не хотел с ним пересекаться, обходили стороной.

— Вот так, Виктор Дмитриевич, и деваться нам некуда, — как приговор произнёс майор. С этими словами замполит подошёл к столу, взял в руки кожаный предмет, который оказался чехлом для оружия, извлёк из него и собрал охотничье ружьё, взглядом знатока осмотрел и передал немцу.

Ульрих, держа ружьё в правой руке, повернулся к Виктору. По щекам немца текли слёзы, рука дрожала. Поддерживая левой культёй ружьё, немец склонил голову и протянул оружие капитану.

— Бери капитан, — сказал замполит. – Бери, не как подарок, а в память. В память о спасённом тобой немецком мальчике, в память о немецкой семье, которую война нещадно наказала, а ты своим поступком спас её. Это ружьё отца Ульриха Гербера, Вальтера, который вместе с двумя своими сыновьями сгинул на этой войне. Это всё, что осталось у него в память об отце. Помни, капитан, память не продаётся, она хранится и передаётся.

Виктор принял из рук Ульриха ружьё. Такого оружия он не видел никогда. Металлические накладки с искусной насечкой придавали ружью вид мистического и сказочного оружия. Что-то в груди капитана сильно стукнуло, комок «подкатил» к горлу.

— Спасибо! Данке! – Виктор сглотнул.

*  *  *

— Жень, ну, дай подержать!

В детском голосе звучало нетерпение.

— Подожди, — ответил Женя, — аккуратно держи, а то отец мне шею намылит.

Мальчишки, сидя на полу, рассматривали разобранное охотничье ружьё. Детские пальчики скользили по замысловатому узору на стальных накладках, гладили отполированный и покрытый лаком приклад.

— А как его собрать?

— Не знаю. У отца как-то быстро получалось.

Ребята сделали попытку соединить части ружья в одно целое, но у них ничего не получилось.

— Давай убирать, а то скоро отец с работы придёт. Ой, — засуетился «хозяин» оружия, — а времени-то сколько, смотри. Давай быстрее.

Мальчики начали укладывать части ружья в кожаный чехол, но видимо из-за спешки, у них разобранное оружие не вмещалось в предназначенное место.

— Не лезет, — с этими словами Женя давил на приклад. — Как он туда помещался? Я же раньше укладывал нормально.

— Может, что мешает?

— Нет там больше ничего. Ну-ка! – с этими словами он взял молоток и стал заколачивать приклад в чехол.

Раздался треск и ребята увидели, как от приклада отскочила, разбитая на две части, эбонитовая накладка. Наступила тишина. Мальчишки смотрели на приклад. Мурашки пробежали по телу обоих, на лбах выступил пот.

— Что теперь будет? – спросил «гость».

— Отец убьёт, — прозвучал ответ.

Придя домой, Виктор сразу понял, что дома что-то произошло. И происшествие связано с сыном. Но он не стал допытываться, а ждал, когда тот сам всё расскажет.

А сынишка не находил себе места. Он понимал, что лучше рассказать самому, чем умолчать, но как о таком сказать он не знал. В голове пролетали мысли одна страшней другой, но деваться было некуда.

— Пап, — виноватым голосом начал сын.

— Да. Слушаю тебя, — Виктор сел и повернулся к сыну.

— Я… это… — задумался, не хватало воздуха, чтобы продолжить.

— Наберись мужества и спокойно объясни, что произошло, — медленно и чётко проговорил отец.

— Я испортил твоё ружьё, — быстро на одном дыхании проговорил Женя.

У отца на скулах заиграли «желваки», но он даже бровью не повёл.

— Ну, что замолчал? Рассказывай дальше, — правый глаз отца прищурился.

— Я соседу Юре показывал ружьё, — с этими словами Женя поднял глаза и взгляды отца и сына встретились. Строгий взгляд судьи-отца и виноватый взгляд сына-нарушителя.

— И?

— Не смог убрать в чехол. Не получилось. Ну, я и… молотком…, а она и раскололась.

— Принеси ружьё, — скомандовал Виктор, при этом остался сидеть на месте.

Сын достал из шкафа зачехлённое оружие и подал его отцу. После короткого осмотра и прорезавшего наступившую тишину скрежета зубов отца, взгляды представителей двух поколений опять встретились.

— Прости, пап, — сказал Женя, и в его голосе прозвучала самая глубокая искренность, которая находилась в самом затаённом месте души.

— Понимаешь, сын, — медленно начал Виктор. – Ты допустил несколько ошибок.

С первыми слова отца, напряжение в комнате спало.

— Во-первых, ты без разрешения взял вещь, тебе не принадлежащую. Во-вторых, взятое тобой, является оружием и тебе по возрасту не положено без моего присутствия до него касаться. В-третьих, я думал, что ты уже взрослый, а ты поступил, по-детски.

Собрав ружьё в чехол, отец продолжил.

— Наказывать я тебя не буду. Скажу, что ты поступил очень глупо, и к тому же неуважительно по отношении ко мне, к этому ружью и памяти, которая заключена в этом оружии. Когда-нибудь ты всё поймёшь.

Больше отец на эту тему разговора не заводил. Женя весь вечер ходил молчаливый. Ночью долго не мог заснуть, спать не давали две мысли, то, что его считают ещё маленьким, и слова отца о памяти, заключённой в ружье. Что за память? Как он мог её обидеть? Понять он этого не мог.

* * *

За несколько дней до своей смерти, ещё находясь в здравой памяти, Виктор сказал сыну:

— Ружьё. Ты знаешь о нём всё, — говорить было тяжело, силы оставляли больного отца. — Возьми его … храни… если не нужно… не продавай… лучше… об угол разбей. Из Германии… я мог привезти… вагон барахла. Привёз… только это ружьё. Меня вспомнишь… когда его будешь… в руки… брать.

— Хорошо, папа, не волнуйся. Всё сделаю как ты сказал.

Евгений подумал, что это ружьё занимало в жизни отца определённое значимое место, раз в такой момент вспомнил о нём.

* * *

— Я так понимаю, вы охотой не увлекаетесь, — изучая анкету, произнёс капитан милиции.

— Нет. Охотой не увлекаюсь, — ответил Евгений, глядя на второго милиционера, который внимательно изучал ружьё.

— Зачем оно вам? – старший лейтенант поглаживал рукой резные металлические накладки. – Только  проблемы с ним будут, перерегистрация, хранение, осмотры.

— Давайте мы у вас его купим, — продолжил уже капитан.

Евгению не нравился этот разговор. Пришёл перерегистрировать на себя ружьё отца, вроде процедура стандартная, а тут, начинаются уговоры. И кто уговаривает?

— Нет. Продавать я его не собираюсь, — твёрдым голосом ответил Евгений. – Это память об отце.

Офицеры переглянулись. В их взглядах читалось разочарование.

— Тогда давайте просверлим его, — капитан стрельнул взглядом в Евгения, — и вешайте на стену, любуйтесь и вспоминайте.

— Нет, спасибо. Пусть в железном ящике стоит.

Это была точка, которую поставил новый хозяин оружия, и было ясно, что другого решения не будет, точно.

Убирая ружьё в чехол, Евгений почувствовал, как сильно заколотилось сердце. Хотелось побыстрее покинуть это помещение.

— Ну, если что, заходите – вдогонку бросил старший лейтенант.

Ответа от уходящего не последовало.

* * *

Быстро пролетели двадцать лет, вроде вчера только установил дома железный ящик и поставил в него под замок память об отце. Сколько раз доставал оружие, не считая перерегистрации?  Два или три. Проверял состояние ружья, смазал. Вспоминал ли при этом предыдущего хозяина? Нет. Мыслей об отце не приходило. Любовался работой оружейного мастера, не более.

А отца вспоминал постоянно, для этого не было необходимости расчехлять оружие. Образ этого сурового, мужественного человека всегда был где-то глубоко внутри.

Евгений стал задумываться о необходимости хранения этого наследства. Как-то в мыслях пришло сравнение этого ружья с птицей в клетке.  Птица создана для жизни в небе, для полёта, а она мается за железными прутьями. Оружие было создано мастером не для того, чтобы годами пылиться в железном ящике, а оно пылится.

— Память… — тихо сказал Евгений, поглаживая приклад ружья. – Память о чём или о ком? Что же с тобой делать? Опять в ящик, на долгие годы?

Посмотрев на торец приклада, улыбнулся, пластиковая накладка взамен той, которую он в детстве разбил, была хорошо подогнана отцом.

— Да, память! Нет, продавать тебя нельзя, в тебе есть частицы души тех, кто тебя создавал и владел тобой. Но и оставлять тебя взаперти тоже нельзя.

И тут, пришла хорошая мысль. Скоро у друга юбилей, а он, ко всему прочему,  занимается охотой.

— Будет тебе, Лёша, подарок и ружьё в хорошие руки попадёт.

— Алексей, привет! – Евгений крепко пожал руку другу.

— Жень, здравствуй! – улыбка, которая не сходила с лица Алексея, стала ещё шире.

— Слушай, как ты посмотришь на то, если я подарю тебе охотничье ружьё. У тебя же юбилей.

— Спасибо, но у меня есть три ружья, — в ответе Алексея чувствовалась неловкость.

— Будет четвёртое. Ты подожди, это же подарок. Ружьё необычное, немецкое, довоенного производства. Помнишь, я у тебя спрашивал про клейма на немецких ружьях?

— Да, помню. Жень, ты что, это ружьё хочешь отдать?

— Не отдать, а подарить. Хорошее оружие, должно находиться в хороших, ну, то есть…, ну ты понимаешь, руках, — теперь уже Евгений почувствовал себя неловко.

— Я не против, — Алексей засмеялся.

— Надо только узнать, как правильно переоформить.

— Это не проблема. Я всё узнаю и подготовлю. Пришли мне фотографию ружья, покажу «спецам».

Через несколько дней Алексей звонил Евгению по телефону.

— Жень, я показал ружьё знатокам.

— И?

— Предлагают у тебя купить. За хорошие деньги.

— Лёш, для меня это память, для тебя подарок. Память и подарок не продаются.

— Ну, я им типа такого и ответил. Подтвердили, знатное оружие.

— Отлично! Значит, не отказываешься?

— От подарков не отказываются, — отвечал весёлый голос Алексея.

Через два месяца Евгений получил от друга, который находился в дальних краях на охоте, смс сообщение: «Женя! Спасибо за ружьё! Оно не только стреляет, но и попадает! Лёгкое, в руке лежит как ребёнок».

— Ну вот, и ладненько, — Евгений с улыбкой убрал телефон. – Эх, батя, а ты об угол…

2017, сентябрь

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *