В один из вечеров августа 1930 года Дмитрий пришёл домой явно в плохом настроении.
— Митя, — обратилась к нему жена, — случилось что?
Дмитрий, не ответив, подошел к ведру с водой, зачерпнул полную кружку и жадно глотая, выпил все без остатка.
— Послезавтра с церкви будут кресты снимать.
— Боже мой, — тихо произнесла Паша и села на скамью. – Что же теперь будет?
— Ничего не будет, — после этих слов Дмитрий зачерпнул вторую кружку воды и выпил.
Подойдя к окну, он долго смотрел на закат. Солнце, меняя цвет и увеличиваясь в размере, медленно скрывалось за горизонтом. Когда солнце совсем исчезло, Дмитрий повернулся и посмотрел на жену.
— Зернохранилище будет.
В этот вечер в семье на данную тему больше не говорили. Да и вообще старались избегать любых разговоров. И хотя особо-то переживать Дмитрию было не с чего, в церковь он не ходил, но и атеистом себя не считал, да и сама церковь давно уже стояла закрытой, но все равно на душе было неспокойно. Что-то тяготило его, не давало успокоиться. Было что-то неправильное в происходящем по отношению к нему, к односельчанам, что-то несправедливое.
С утра в назначенный день на площади вокруг церкви собралось много народа. Ворота и калитки в церковной ограде были заперты. Мальчишки пытались перелезть через ограду, но мужики их одёргивали, а где и стаскивали, награждая оплеухой.
— Господи, и кто же отважится на такое дело? – возмущалась дородная женщина.
— Та, найдутся ухари.
— Чего искать? Вон. Идут!
Раздвигая толпу, к калитке шла группа молодых парней, возглавляемая высоким парнем с ярко-рыжей шевелюрой.
— Ишь, комсомольцы, — растягивая слова, проговорил кто-то.
— Глеб! Рыжая бестия! Родителей пожалел бы!
— Чего орёте на парня! Распоряжение из центра есть! Ты что ли полезешь спиливать?
— Ой, а то мне и дел больше нету, — сказавший эти слова, быстро исчез в толпе.
Глеб с верёвкой и пилой вошёл в церковь, а его бригада осталась снаружи. Как только за вожаком закрылась дверь, толпа затихла. Затаив дыхание, все ждали каких-то действий. Если кто и начинал говорить, то говорил шёпотом.
— А как кресты-то снимать будут?
— Спилят. А как ещё-то?
— О, глянь!
Из верхнего слухового окна показался обвязанный верёвкой Глеб. Он посмотрел вниз, помахал рукой своим ребятам, и полез по куполу вверх. Добравшись до верха, привязал один конец верёвки к кресту, а второй сбросил вниз товарищам. Это действие почему-то вызвало всеобщий вздох.
Растревоженная падением веревки, громко крича, с церкви взлетела большая стая галок и голубей. Потревоженные незваным пришельцем, птицы описывали круг за кругом, не понимая, что же ему нужно на этой высоте.
В толпе стоял и Дмитрий. Он, молча, наблюдал за происходящим, и вся эта картина интереса у него не вызывала.
— Тяните! – крикнул сверху Глеб.
Стоявшие внизу ребята взялись за верёвку и дружно потянули. Крест оставался недвижим.
— Ещё раз! Ну-ка взяли! И, раз! – скомандовал кто-то из комсомольцев.
Раздался щелчок, верёвка лопнула почти в середине. Свободный её конец змеёй взвился вверх, толпа испуганно охнула. Стая птиц с шумом повторила свой полёт.
— Не выйдет у вас ничего! – крикнули из толпы.
Дмитрий повернулся и пошёл в амбулаторию. Работать надо.
В церковь понесли новую верёвку, и через какое-то время Глеб вновь привязал её к кресту, а второй конец сбросил вниз. До зрителей стал доноситься звук пилы.
— Пилит, — раздался недовольный голос.
Но вот, Глеб опять крикнул своим ребятам, чтобы тянули. После первой же попытки крест наклонился. Толпа загудела. Со вторым рывком верёвки раздался треск, крест качнулся, и скрипя, повалился на бок. Собравшийся народ замолчал. Наступила тишина, которую нарушал только крик галок. В последний раз, ярко блеснув в лучах солнца, кувыркаясь, крест полетел вниз на каменные церковные ступени. Над площадью пронесся на едином выдохе крик толпы, который заглушил звук удара креста о ступени. Многие упали на колени, крестились и читали молитвы.
Свалившийся крест подняли и занесли в церковь. Публика еще постояла, посудачила и постепенно стала расходиться. Смотреть, как спиливают другие кресты, практически никто не остался. Лишь детвора, взобравшись на ограду, продолжала наблюдать.
Вечером, придя домой Дмитрий попросил жену налить ему водки. Он долго сидел и смотрел на стакан. Нет, не на стакан с водкой, а куда-то внутрь себя, пытаясь найти ответ на мучивший его вопрос.
— Зачем? – тихо произнёс он.
— Что? – Паша обратилась к мужу. – Что ты сказал?
— Так. Размышляю. Не могу понять, что происходит. Неправильно всё это.
— Митя ешь, остынет.
Дмитрий посмотрел на жену, тихо вздохнул, затем ещё раз посмотрел на стакан.
— Убери. Не могу, — встал и вышел во двор.
Паша выглянула в окно и увидела мужа, сидящего на крыльце с папиросой в руке. Дмитрий смотрел куда-то вдаль и о чём-то думал. Папироса, которую он так и продолжал держать в руке, погасла, а он не замечал этого.
Через несколько дней прошёл слух, что будут снимать колокола. Дмитрий ходил хмурый и тяжело переживал происходящее.
— Митя, может, не пойдёшь туда, — мягко предложила жена.
— Нет, пойду. Вот тут уж до конца буду.
Вначале людей было немного. Но постепенно люд стал собираться и к тому времени, как обвязали верёвками большой колокол, на площади уже стоял гул множества голосов собравшихся.
Веревками, перекинутыми через верхний брус колокольни, мужики приподняли колокол и отцепили его от балки.
— Они же не осилят спуск его, — говорили в толпе.
— Отцепили же. Значит, хватит сил спустить.
— Чудные вы, ей богу. Никто спускать не будет. Скинут просто.
Все, кто стоял рядом, со злостью посмотрели на сказавшего эти слова, думая, что их произнес чужой, пришлый, но к удивлению это сказал их односельчанин.
Колокол пытались вытащить через окно, но он не пролезал. Принесли пилы и топоры. Оконный проём расширили. Мужики взялись за веревки и по команде начали вытаскивать гиганта из окна колокольни. Прошло много времени и было приложено немало усилий, и громадный колокол вывалился, и полетел вниз. Звук его падения заглушил общий крик толпы на площади. Удар многопудовой тяжести был настолько сильным, что не выдержали мощные каменные плиты церковной лестницы. Не выдержал и сам великан. От него откололся большой кусок. Народ двинулся за церковную ограду, чтоб посмотреть, потрогать то, что осталось от колокола, чей звон разносился по округе более четверти века.
Люди подходили к лежавшему на разбитых ступеньках колоколу, рассматривали литой орнамент на его поверхности. Одни легким прикосновением гладили его, другие только касались рукой, как будто боялись сделать ему больно, старушки при этом плакали и причитали над ним.
Дмитрий тоже подошёл. Сняв с головы кепку, он положил ладонь на гладкую поверхность. Вспомнилось, как однажды в зимнюю пургу звон этого колокола показал ему дорогу к дому. Если бы не спасительный, пронзающий пространство и непогоду звук, то он мог бы сгинуть в заснеженной степи.
— Спасибо, — тихо произнёс Дмитрий, обращаясь к поверженному великану.
Медленной, тяжёлой не по годам походкой Дмитрий шёл в сторону дома. Заходящее солнце светило ему в лицо. Он смотрел на солнечный диск, а представлял лежащий колокол, который медленно проваливался за горизонт. Тишина. Больше не будет пронзающего и всё оживляющего звона. Почему? Несправедливо.
2023, апрель-май