— Пап, а как изменилось твое отношение к войне, когда ты попал на фронт?
— Знаешь, сын, я стал менее наивным человеком, для меня стали понятнее некоторые поступки людей. Главное, увидел, что война совсем не похожа на ту, которую показывали в кино, она не походила и на ту, какой мы её представляли, находясь в тылу. Я не видел показных подвигов, и с большой уверенностью могу сказать – за малым исключением вся фронтовая жизнь это подвиг. Война, как рентген, показала всю внутреннюю сущность людей, их слабости и самые ценные качества.
— А что больше всего ценилось?
— Честь, отвага и взаимовыручка!
Воспоминания моего отца о войне, о боевых товарищах только подтверждают эту истину.
***
Шёл июнь 1944 года. Яркое летнее солнце слепило глаза, и бойцы старались не смотреть вверх. Да и незачем было смотреть на небо, все действия происходили на земле. Внимание было приковано к переднему краю линии обороны противника.
— О, летят, — заметил кто-то, услышав шум самолётных моторов.
— Наши, ЯКи – ответили, со знанием дела, сразу несколько человек.
В небе показались два истребителя со звездами на крыльях.
— Красавцы!
— Вперёд смотреть! – прозвучала команда старшины Димуры. – У них своя работа, а у нас своя.
В это время послышались ещё звуки моторов, но уже явно других самолётов. Невольно все стали смотреть вверх и искать глазами источник этих звуков. Со стороны солнца вынырнули два немецких истребителя.
— Мессеры!
Не успели обсудить изменившуюся обстановку, как в небе завязался бой.
— Смотри, смотри! Вот гады! – переживали бойцы за наших лётчиков.
В ходе боя «мессершмитты» зашли в хвост «ЯКов». А дальше ещё хуже. Фашисты подбили самолёт ведомого. Высота была небольшая, и через несколько секунд горящий самолёт врезался в землю.
Оставшись без ведомого, истребитель начал резко набирать высоту, но два хищника уже были у него на хвосте. Боя не получилось, это был расстрел.
Лётчик, покинув горящий самолёт, сразу открыл парашют, что вызвало недоумение у бойцов.
— Зачем! – закричал старшина. – Всё. Пропал сокол.
Словно услышав его слова, два фашистских самолёта, как вороны, кружась, открыли стрельбу по спускающемуся парашюту. Видимо пули перебили стропы, парашют сложился и вытянулся в длинную ленту. Лётчик стремительно полетел вниз.
Упал он в метрах пятидесяти от линии окопов. Когда к нему подбежали солдаты, он уже не дышал. Все, склонившись, стояли над ним и смотрели в его юное лицо.
— Совсем молодой. Неопытный.
— Война не считается с возрастом своих жертв.
Виктор плохо спал ночью. Каждый раз, как закрывал глаза, его сознание рисовало лицо молодого лётчика, сбитого днём. Виктору самому было девятнадцать лет, но ему казалось, что лётчик слишком молод. Мысль, о какой-то несправедливости не давала спать.
На следующий день над позициями войск вновь появилась пара наших истребителей. После вчерашнего воздушного боя бойцы смотрели на самолёты, раздираемые двумя чувствами: гордости и жалости.
— Думаю, за мальчишек прилетели рассчитаться, — с грустью в голосе объявил Виктор.
— Не иначе как, — подтвердил старшина.
Опять со стороны солнца выскочили уже две пары «мессершмиттов».
— Что-то многовато на наших! – завозмущались бойцы.
Две краснозвёздные машины ринулись в бой.
— Смотрите! Горит! Горит фашист!
Громкое ура пронеслось над окопами. А в это время в воздухе под оглушительный рев моторов, крутилась смертельная карусель. Запылала вторая фашистская машина, оставляя за собой густой чёрный след, понеслась вниз.
— Давай!
— Так их, так!
Через короткое время загорелся ещё один «мессер». Но и за одним из наших истребителей потянулся чёрный шлейф. В этот момент из-за облака появилась группа немецких бомбардировщиков.
— Воздух! – громко прозвучала команда.
— Ну, какой воздух, — тихо проговорил Виктор, глядя на бой истребителей.
— Что он делает?
В окопах наступила тишина. Горящая машина со звёздами на крыльях, набирая скорость, неслась сверху на головной бомбардировщик. Все, кто наблюдал за боем, замерли.
Удар! У немецкого самолёта оторвался один двигатель, машина свалилась в штопор и рухнула на землю. Когда все увидели, что из разбитого нашего истребителя выпрыгнул летчик и открыл парашют, раздались одобряющие возгласы.
Лётчики сбитых, нашего и немецкого, самолётов спускались на парашютах, ветром их относило на нейтральную полосу. Один из них приземлился вблизи позиций артиллеристов. Виктор бросился к приземлившемуся лётчику.
— Витя, осторожней, — крикнул старшина бежавшему сержанту. – Их сразу не разберёшь, наш он или фриц!
Направив автомат на одетого в комбинезон лежащего лётчика, Виктор спросил: — Шпрехен зи русиш?
— Я тебе … покажу шпрехен, — выговаривая слова, лётчик пытался достать из кобуры пистолет. – Вон, на дереве фашист висит. А мне помоги. Я ранен.
Лётчику помогли снять комбинезон. На гимнастёрке заблестела звезда Героя Советского Союза, на плечах погоны майора. Виктор немного стушевался от такой неожиданности.
— Сержант, чего глазеешь? Помоги отстегнуться.
Через несколько минут появились санитары во главе с капитаном в лётной форме, и забрали раненого. Весть о том, что лётчик был Героем Советского Союза быстро распространилась по окопам.
— Витя, а какой он этот герой? – поинтересовались подошедшие сослуживцы.
— Да никакой, обыкновенный.
— Но он же герой, — продолжали расспрашивать товарищи.
— Все мы герои – бросил проходящий мимо старшина.
***
Под Брестом группировка фашистских войск, оказавшаяся в окружении, пыталась прорваться на запад. Собрав в единый кулак все свои мобильные силы, гитлеровцы предприняли последнюю попытку, понимая, что больше шанса на прорыв у них не будет.
С вечера со стороны немцев непрерывно летели неприятно воющие мины и снаряды, по небу тянулись длинными линиями трассирующие пули.
— Ну, всё! Сегодня пойдут на прорыв, — стряхивая с плеч осыпавшуюся с бруствера окопа землю, сказал старшина батареи Димура.
— Рановато пока, — Виктор пригнулся и прикрыл собой телефонный аппарат.
Старшина вопросительно посмотрел на сержанта.
— Не всё ещё на нас кинули, — пояснил сержант. — У них явно боеприпасов ещё много, и для прорыва будут перепахивать тут всё.
Утром после короткой, но мощной артподготовки, под прикрытием танков и самоходок гитлеровцы двинулись на позиции советских войск.
За десять дней наступательных боёв ряды бойцов в подразделениях значительно поредели. Начальник штаба дивизиона приказал собрать всех, кто может держать в руках оружие и отправить их на позиции.
— Димура! Давай всех писарей, поваров, хромых и больных, всех кто есть. Всех на позиции.
— Есть! – старшина нахмурился, между бровями появились две глубокие складки.
— Аркаша, зарывайся глубже, — рядовой Лисовский обратился к стоящему рядом солдату. – Немцы это тьфу, а старшина…, пойду я лучше патронов пошукаю.
— А шо Аркаша? Я тут давно уже.
Виктор, глядя на эту парочку, хотел улыбнуться, но сдержался.
— Сержант! Связь со второй! – раздалась команда из блиндажа.
— Есть связь со второй! – быстро среагировал Виктор. – Рядовой Лисовский, вторая!
Несмотря на то, что гитлеровцы несли большие потери, их атаки следовали одна за другой. По фашистам били миномёты, артиллерия всех калибров. Штурмовая авиация с бреющего полёта расстреливала наступающие цепи противника и боевую технику. Но перебираясь через убитых, серые массы немецких солдат продолжали двигаться на позиции советских войск. Напор рвавшихся был настолько мощным, что у наших не хватало физических сил удерживать их, и приходилось отходить.
Во второй половине дня наши подразделения отошли уже до позиций своей артиллерии.
— Володя, а на минуточку, закурить будет?
— Аркаша, — рядовой Владимир Полтавец перевёл взгляд с Авербуха куда-то вдаль к горизонту. – Будет. Сейчас будет и закурить, и много чего будет…
— Воздух!
На расположения войск со свистом обрушились авиационные бомбы. Откуда взялось столько немецких самолётов, сказать никто не мог, да и не время об этом думать. Смешалось вместе всё: свист падающих бомб, рёв самолётов, грохот взрывов и гул, исходящий из-под земли. Хотелось, чтобы тебя засыпало землёй на дне окопа, и наступила тишина.
Тишина наступила. Нет. Тишину заменил звон в ушах, который шёл откуда-то из головы. Виктор активно начал открывать и закрывать рот, пытаясь справиться с этим пронзающим звоном.
— Сержант! Ты что оглох?! Связь! Нет связи с батареями.
Взглянув на находившихся рядом связистов, Виктор тряхнул головой и быстро отдал распоряжения по восстановлению линии связи.
— К бою!
Засвистели пули, раздалось несколько разрывов миномётных мин. Немцы не спеша шли в полный рост редкой цепью, рукава были закатаны, автоматы у пояса.
— Как каппелевцы в фильме «Чапаев», — раздался из окопа чей-то голос.
В ответ на треск немецких автоматов раздался плотный ответный огонь. Сражённый противник падал, но тот, кто оставался на ногах, продолжал идти.
— Они что, пьяные?
Артиллерия открыла заградительный огонь, гитлеровцы остановились, а затем начали хаотично бегать по полю. Очередная их атака захлебнулась.
— Сейчас придут в себя и снова навалятся, — громко сказал старшина, так что не расслабляйтесь.
— Старшина, а что насчёт патрончиков?
На вопрос ответил командир взвода связи.
— Держитесь ребята, боеприпасов мало, — виновато сказал лейтенант.
Настроение эта новость не подняла. Все зашевелились, вытряхивая из своих вещмешков последние патроны. Виктор полностью зарядил диск к автомату. Больше патронов нет.
— Товарищ сержант, возьмите, у меня ещё есть, — рядовой Авербух протягивал гранату.
— Спасибо, Аркаша. Верну.
— Аркаша, проси с процентами две, — не смог удержаться от комментария Лисовский.
В окопах раздался дружный смех.
— К бою! – раздалась команда, оборвавшая смех.
Солнце висело над горизонтом и хорошо освещало мелколесье, на фоне которого блестела броня танков, а позади них шевелилась серая масса гитлеровцев.
— Ну, вот и всё, — грустно проговорил рядовой Авербух.
— Не дрейфь, Аркаша, — Лисовский ладонями разгребал землю на бруствере, укладывая свой автомат. – Патроны закончатся, в рукопашную пойдём. Зубами рвать будем эту гниду, а не дадим пройти.
— Вот, таки зубами-то и не очень уж хотелось, — то ли шутя, то ли серьёзно ответил Аркадий. – Зубы поломаю, мама расстроится.
— Мама гордиться ещё будет за такого героя. Ты только, длинными очередями не стреляй, а лучше одиночным бей, тогда и маму увидишь. А дойдёт до драки, держись ближе к старшине.
Разговор прервала артиллерия, которая располагалась метрах в стапятидесяти позади окопов. Немецкие танки открыли ответный огонь. Снаряды с двух сторон перелетали через окопы, странным образом не сталкиваясь между собой.
— Без команды огонь не открывать! – пронеслось над окопами.
Один за другим загорелись два танка, третий закружил на месте. Снаряды рвались в самой гуще наступающих гитлеровцев, казалось, что вот-вот побегут фрицы назад. Но, пробираясь сквозь завалы из земли и трупов, серая масса продолжала своё движение. Вот уже стали различимы их перекошенные лица.
— Огонь!
Эту команду ждал каждый боец. Торопливой дробью ударили пулемёты, за ними дружно затрещали автоматы и винтовки. Те из немцев, кого не сразила пуля, фанатично шли и шли вперёд.
— Витя! – зычный голос старшины заставил сержанта оторваться от стрельбы. – Пулемёт!
Тут Виктор понял, что слева от него пулемёт молчал. Быстро проскочив короткое расстояние, он схватил пулемёт и сумку с дисками, отполз в сторону и открыл огонь по наседавшим немцам.
В бою понятия времени нет. Есть бой, и он кому-то отмеряет мгновение, а кому-то даёт возможность дойти до конца.
В пылу боя Виктор не заметил, как закончились патроны. Посмотрев по сторонам, понял, что взять боеприпасы неоткуда. Плотность огня обороняющихся заметно снизилась.
— Ну, что же, — Виктор вздохнул без сожаления, достал гранату, разогнул усики чеки и положил её перед собой. Из ножен достал нож и крепко сжал его в левой руке.
— Ещё повоюем!
Не успел он закончить фразу, как за спиной раздался завывающий звук, и в сторону противника полетели огненные снаряды.
— Катюша! – в груди Виктора бешено заколотилось сердце.
Фашисты, как по команде остановились. Один из них упал на колени, обхватив голову руками, остальные стали разбегаться.
Сквозь грохот боя раздалось громкое «Ура!».
2024, февраль