Получилось так, что совпали наши с отцом отпуска.
— Сын, давай махнём на мою родину, в Романовку. Навестим могилу деда, проведаем мою сестру Розу. Давно не виделись. Да и помочь ей по хозяйству надо бы. Она там одна с бабой Дуней живет.
— А кто такая баба Дуня, — спросил я.
— Баба Дуня? Её свекровь. Как Фёдор, муж Розы умер, остались они вдвоём. Сам понимаешь, какое у двух баб хозяйство. Может чем подсобить надо.
Собрались, поехали. Двое суток на поезде и мы в Романовке. Романовка встретила нас отличной тёплой погодой, деревенскими запахами и местными звуками, которые ни с какими другими не перепутаешь: гогот гусей смешивался со звуком мчащейся по камням речушки, редкое «чух» со стороны паровой мельницы накладывалось на лёгкий свист ветра.
— Вот и дома, — сказал отец и поклонился в сторону Епишиной горы. Не знаю, специально он повернулся в сторону местной достопримечательности или случайно, но спрашивать его я не стал. Значит так надо.
Подходя к дому тётки Розы, обратили внимание на непонятную суету возле её дома, слышен был громкий людской говор, постоянно хлопали двери, люди сновали в разных направлениях, что-то носили туда-сюда.
Мы стояли как вкопанные и смотрели на это вавилонское столпотворение. Трудно было даже определить количество людей, участвующих в этом действии.
— Пап, и что это? – хотя, я понимал, что на это вопрос вряд ли получу ответ. Отец, молча, пожал плечами, его суровое лицо выражало недоумение.
— Витя, Женя! Господи! Радость-то, какая? – Тётка Роза бежала нам навстречу, протягивая к нам руки. Эту добрейшую и весёлую женщину я не видел более десяти лет. За эти годы она ничуть не изменилась.
Сильными руками тётя обняла меня и поцеловала.
— Ну, приехали! Ой! Ну, молодцы! – вдруг, резко повернувшись, крикнула кому-то, — Калитку, калитку затвори! Пятачок в огород пошёл!
Две женщины и мужчина кинулись в сторону огорода. Мужик, размахивая палкой, кричал на бегу: «Кыш! То есть… брысь! А-а-а твою мать куда пошёл!». Из-за кустов неспешно выплыла фигура огромного хряка.
— Роза, что здесь происходит и кто эти люди? – чувствовалось, что отца распирало от желания узнать, что же здесь происходит.
— Тут знаете, — Роза перешла на шёпот, — баба Дуня упала с табуретки и сломала ногу. А ей, почитай, девяносто третий идёт.
— Жива? – не удержался я.
— Да жива. Что с ней будет. Лежит в постели, нога в гипсе, — громко сказала тетка Роза и спохватившись опять перешла на шёпот, — не видит только она ничего, слепая.
— А люди эти? – уже поинтересовался отец.
— Так это её родственники. От племянницы до самых дальних.
— И что они здесь делают? Все эти родственники.
— Так, ждут, когда бабка помрёт. За наследством приехали, — Роза улыбнулась. – Думают, раз ей столько лет у неё денег много.
— Тёть Роз, мы с отцом к тебе приехали. К призрачному наследству мы не имеем никакого отношения.
— Ой, Женька, шуткуешь, — погладив меня по голове, добавила, — ко мне вы приехали, ко мне.
На крыльце мы столкнулись с шустрой худощавой женщиной. Белые крашеные волосы на ее голове стояли дыбом.
— Извините, — протискиваясь боком между нами, запыхавшимся голосом произнесла блондинка, — Роза, пойду скотину встречу, сейчас погонят.
— Хорошо, Тоня, иди.
В сенцах пришлось остановиться, здоровый мужик нёс вёдра с водой. Пропустили его и следом вошли в дом.
Со стороны кухни слышна была активная работа по приготовлению еды. В углу большой комнаты стояла кровать, на которой лежала грузная баба Дуня. Рядом сидели две женщины, что-то ей говорили и одновременно поправляли подушку и одеяло.
— Да-а-а, — протянул отец, — ну и дела.
Я невольно улыбнулся, сдерживая смех.
— Пойдёмте, — Роза пошла впереди, — я вам маленькую комнатку приготовила. На двоих как раз будет.
— Валя! – громкий женский голос заставил вздрогнуть, — бабуле уже лекарство пора давать.
— А где оно? – ответил и спросил одновременно не менее громкий голос, принадлежащий Вале.
— У комоде, на полке, слева!
— Поняла! Щас!
У нас было ощущение, что мы находимся на поле боя, а над нами пролетают снаряды двух артиллерийских батарей, ведущих между собой перестрелку.
— Пошли быстрее, — уже с нетерпением сказал отец.
Первую ночь на новом месте поспать практически не удалось. На толстой мягкой перине спать сложно, но можно, а вот под звуки, доносившиеся из комнаты, где лежала баба Дуня, спать однозначно было нельзя. Вначале гремели вёдрами и тазиками, потом женский командный голос отдавал кому-то распоряжения по поводу, сколько капель и куда капать, какие таблетки давать.
Когда стало стихать, появилась надежда, что вот, наконец-то можно заснуть, но тонкая стенка завибрировала от чьего-то монотонного и очень низкого по тембру храпа. Казалось, что это будет длиться вечно, но нет, застонала баба Дуня, то ли от боли в сломанной ноге, то ли от храпа в комнате. Крик «бабе Дуне плохо» поднял на ноги всех. Забегали, засуетились, начали предлагать помощь, но тот же голос произнёс: «Тише, дайте ей спокойно поспать» и тишина восторжествовала.
Пытаясь заснуть, я начал считать в уме от двадцати до одного. Не помню, на каком числе я заснул, но заснул. За окном уже светало.
Позавтракав яичницей, мы с отцом пошли посмотреть, чем можно помочь тёте Розе, может быть нужно что-то отремонтировать. В сарае через крышу можно было увидеть небо, и мы решили начать с него.
Сидя на крыше сарая, я наблюдал за тем, что происходило во дворе тёткиного дома.
— Интересно, — сказал я отцу, орудующему топором, — наверное, с высоты орлиного полёта двор похож на муравейник, где все постоянно движутся в разных направлениях. И я заметил, что двор даже на минуту не оставался безлюдным.
— Ты лучше не отвлекайся на всякую ерунду, а давай быстрее отдирай доски. А это не муравейник, а дурдом. И надо бы подумать о том, где будем ночевать. Вторую такую ночь я не выдержу, разгоню всех к… ладно, давай работать.
Обсудив с теткой вопрос о ночлеге, мы отправились спать на сеновал. Спали как убитые.
На третий день нашего пребывания в Романовке к дому подъехала легковая машина и на ней уехала Валя и здоровый мужик.
— Чего они уехали? – спросил отец сестру за обедом.
— Отгул брали. Закончился, — улыбаясь, ответила Роза.
— Вот баба Дуня обнаглела, никак не умирает, — съязвил я. Отец строго посмотрел на меня и я начал активно работать ложкой.
С каждым днём хозяйство Тёти Розы обновлялось с нашей помощью, а количество народа в доме таяло само по себе. Но надо сказать, что шума не уменьшилось, основные заботы за больной умирающей старушкой легли на плечи четырёх оставшихся родственников. Оставалось удивляться только их выносливости и терпению.
На седьмой день и мы стали прощаться. Сарай, начиная с крыши, переделали полностью, подремонтировали туалет и обновили загон для скота, подружились с Пятачком, побывали у деда на могиле, встретились с друзьями детства отца и постояли на Епишиной горе, обозревая Романовку сверху.
Тётя Роза, как полагается, поплакала на прощанье, расцеловала нас и в дорогу дала огромный каравай белого хлеба, который она сама испекла.
Это была моя последняя поездка в Романовку. Побываю ли я там когда-нибудь? Кто знает?
Через месяц из письма отца я узнал, что все родственники бабы Дуни разъехались, так и не дождавшись смерти дальней родственницы. Осталась с ней только племянница, которая в итоге забрала бабушку к себе в Ульяновск со словами: «Роза, ну куда тебе она с твоим хозяйством. Тебе будет легче».
И я перестал думать о судьбе больной бабульки, всё устроилось вроде. Но где-то через год после описанных событий отец написал, что получил письмо от Розы, в котором она сообщала: «Привезли бабу Дуню назад. Молча привезли и уехали».
— Да, крепка старушка оказалась, — произнёс я, читая эти строчки. Вспомнил бабулиных наследников, как они бегали, суетились. А для чего?
Баба Дуня прожила ещё четыре года. Стала ходить, правда, с костылём, но ходить. Помогала тёте Розе по хозяйству, не обременяя ту своим положением – хромоногая и слепая. На девяносто восьмом году тихо во сне ушла в мир иной.
После похорон открылась тайна несметного наследства – девяносто два рубля сорок семь копеек…
2016, сентябрь